— Забирайся под одеяло, — прошептала Алена. — Ты же совсем замерзла.
Только сейчас Марина заметила маленькую, под самым потолком, открытую форточку. Это через нее в комнату проникал холодный колючий воздух, принося с собой танцующие в лунном свете снежинки.
Марина почувствовала, что теперь, после слез, наваливается на нее тягучая, обволакивающая усталость. Она молча легла. Они лежали по обеим сторонам от нее, гладили ее, ласкали и ни о чем не спрашивали. Марине казалось, что под их ласками все тяжелое, темное, всю жизнь не дающее ей нормально дышать, постепенно куда-то уходит, сползает с нее, как надоевшее платье, как расстегнутый чьими-то руками, ставший ненужным халат. Алена осторожно просунула ей руку под спину и один за другим, словно играя, перебрала крючочки на лифчике. Другой рукой Алена подтянула лифчик вверх, к шее, и тут же Денисова рука легла на твердые, маленькие Маринины груди с закаменевшими от возбуждения сосками. Чьи руки были у Марины между ногами? Она не знала, едва успевая отвечать, принимать эти безымянные ласки, выгибаясь, двигаясь им навстречу всем телом и чувствуя, как там, внизу, становится влажно.
Марина очнулась, только когда лицо Дениса внезапно оказалось над ней. Он пытался войти в нее, а Алена ему помогала, раскрывая Марину осторожными ласковыми движениями. Марина вздрогнула и тут же пришла в себя. На секунду она зажмурилась, затем широко-широко раскрыла глаза.
— Нет! — закричала она так громко, точно эти двое были где-то далеко и могли ее не услышать.
— Тише! — Аленина рука стремительно зажала ей рот. — Весь дом перебудишь.
И тут же Марина с облегчением почувствовала, как скатился с нее Денис.
— Испугалась? — зашептал он Марине в ухо. — Ну и зря. Хорошо было.
— Но, Денис, — чуть не плача, заговорила Марина, поворачиваясь к Алене спиной, словно ее тут и не было. — Я не могу так! Я Вальку люблю, понимаешь?
— Ну и… — Денис фыркнул. — Или ты думаешь, его это колышет? — Он был явно раздражен и даже не пытался это скрыть.
— Его не знаю, — честно сказала Марина, неожиданно успокаиваясь. Ей вдруг все сразу стало ясно. — А вот меня да. Для меня важно, что я только с ним и ни с кем больше. Хотя, может, это для кого и смешно, — добавила она с вызовом.
— Что уж тут смешного, — снова фыркнул Денис, садясь и закуривая.
Марина поднялась и потянулась за одеждой.
— Постой, ты куда это? — удержал ее Денис. — Успокойся. Мы же не насильники.
— Да уж что-что, а изнасилование в этом доме никому не грозит. Чего-чего, а желающих заняться этим делом добровольно тут всегда предостаточно. Не обижайся на нас, Марина, мы ведь лучше хотели. Видим, тебе одиноко, бродишь по ночам, стонешь, как неприкаянный грешник или привидение…
— В общем, хочешь одевайся, не хочешь не одевайся, главное, не дергайся. Тебе вообще нервничать вредно, — сказал Денис своим обычным докторским тоном. — Можешь, конечно, уходить, но только если ты уверена, что действительно очень хочешь. Лично я не понимаю, почему бы тебе не остаться с нами, особенно теперь, когда все друг друга поняли.
— Останься, Марина, — попросила Алена. — А то я буду думать, что мы тебя обидели. Ты ведь не сердишься на нас, правда?
— Правда. — Неожиданно для себя Марина улыбнулась. Они вдруг показались ей такими трогательными, такими беззащитными в своей наготе, в особенности Алена.
Денис же, стоило Марине снова лечь, немедленно повернулся к ней и прошептал ей в ухо:
— Надо же, никогда не думал, чтобы я был такой урод! Страшно вспомнить, как ты кричала! Воистину, век живи, век учись. — С этими словами Денис нежно поцеловал Марину в щечку, обнял ее и уснул. С другой стороны к Марине тепло прижалась Алена, уютно свернулась калачиком и тоже скоро заснула. Одна только Марина долго еще не спала, лежала, смотрела на полную луну, улыбалась чему-то… Ей было сейчас очень хорошо, но отчего, она вряд ли смогла бы объяснить.
19
Рано утром, еще в кромешной тьме, Марина с сожалением выскользнула из теплой постели, потихоньку оделась и крадучись, на цыпочках пошла по коридору к себе. На лестнице ей встретилась Женя. Женя старательно, согнувшись в три погибели, мыла лестницу.
— Привет! — весело сказала она Марине. — А я вот мою. Люблю, чтобы чисто было. Знаешь, когда пол везде чистый, даже воздух другой делается. Не замечала?