- Я думаю.
Солодовников довольно-таки бесцеремонно перебил своего просителя, и с удовольствием отметил - даже и тени неудовольствия не промелькнуло у того на лице.
- Что смогу вам помочь. На определенных условиях, конечно же. Первое - от вас будет залог в тридцать тысяч. Второе: пользование моими бумагами обойдется вам еще в десять тысяч, на ассигнации. Коли согласны с такими условиями, то сегодня же все и устроим. Ну а ежели нет?..
- Ну что вы, меня все устраивает.
Ближе к вечеру молодой стряпчий и пожилой купец-миллионщик расстались, вполне довольные друг другом. Первый получил вожделенные акции в прокат на две недели, а второй сорок тысяч за их пользование. Именно сорок - возвращать залог Солодовников даже и не собирался. Как говорится, ничего личного - бизнес есть бизнес...
- И что было дальше?
Григорий уже давно позабыл о своем плохом настроении, завороженный рассказом своего друга.
- Дальше? Через два дня, двадцать третьего декабря, Виктор Арчибальдович сел на трансатлантический лайнер и отправился на воссоединение со своим отцом. Но перед этим успел-таки продать мне принадлежащие ему на законных основаниях акции, и всего за десять тысяч рублей. Такая приятная неожиданность! Бумаги, стоящие сто двадцать тысяч, обошлись мне едва в пятьдесят.
Главный инспектор труда, потомственный казак и без пяти минут потомственный почетный гражданин, совершенно некультурным образом заржал. Делал он это долго и со вкусом, а когда закончил, то еще пару минут приводил себя в порядок - вытер выступившие от буйства эмоций слезы накрахмаленным до несгибаемости платком, затем в него же звучно высморкался, и только после этого скомкал и сунул в карман.
- Это. А он к Вениамину Ильичу не заявится, свои акции требовать?
- Да на здоровье. Только ведь не придет он к нему, так как далеко не дурак. К сожалению. А вот гадости всякие делать начнет - потихоньку да без особой огласки.
- Па-анятно. Тогда такой вопрос - кто-то мне говорил, что пора бы уже самостоятельно планировать и проводить акции особого рода.
- Ну было такое. И что?
- А на ком я буду тренироваться? Опять бумажки черкать, схемы, ответы да вопросы всякие? Так настоящий опыт да сноровку не получить.
Александр помолчал, потом с усмешкой констатировал.
- Не можешь ты забыть о Солодовникове. И какое обоснование-то подвел красивое, под свое горячее желание сделать ему гадость! Прямо душа радуется, глядя на такой прогресс.
- То есть - нет?
- То есть да, но другого. Цель тебе все же надо не такую зубастую, рангом пониже, возможностями пожиже.
- Да какие там у этого хапуги возможности? Разве что в суд подаст.
- Не скажи. Гаврила Гаврилович - господи, ну и имечко для купца! Так вот, он давно и прочно дружит с многими скопческими и хлыстовскими общинами. И капитал свой заработал не без их участия, вернее их денег. Попросит своих знакомых сектантов - они и постараются в случае чего, поквитаются с его обидчиками.
Григорий полупрезрительно протянул.
- Сектанты? Да что они могут, эти убогие?
- Ну, тебе или мне они ничего не сделают. И Сонину с Гертом и прочими, кто на фабрике работает. А вот Лунева обидеть могут очень даже просто - подошлют пару-тройку новообращенных фанатиков, и лишится Вениамин Ильич самого дорогого для мужчины.
- Хе-хе...
- Я не шучу. Бывали, знаешь ли, прецеденты. Так что усиль-ка ты нашего главного юриста полноценным звеном охранителей.
В один миг растерявший все свое веселье, Долгин резко кивнул.
- Сделаем.
- Список подходящих для своей тренировки господ ты найдешь у Горенова, он же тебя и проконсультирует, в случае необходимости. В действиях полная самостоятельность, но учти - попадешься, я очень сильно огорчусь. Все, иди с глаз моих долой, и не возвращайся... Пока не пообедаю.
- Всем отойти в сторону и надеть защитные очки!
Главный специалист по двигателям, руководитель конструкторского бюро, один из трех основных заказчиков экспериментального производства фабрики и все такое прочее, Борис Григорьевич Луцкой безропотно удалился на требуемое расстояние. После чего, все так же без малейших возражений одел уродливого вида очки с сильно затемненными стеклами, покрутил головой, привыкая к их неудобству и тяжести, и застыл в ожидании. Ослепляющая вспышка яростного света, еще одна... Вот они слились в непрерывное сияние, в нос ударил непривычный, но вполне терпимый запах горячего металла и озона, а до ушей долетел непрерывный треск и шипение.