Словно вынырнув из туманного видения, я едва устояла на ногах и схватилась руками за края плиты. Мокрые глаза уставились в котел, петушиное перо, плавающее на поверхности уже не кипящего варева, стало совершенно прозрачным. Я проморгалась и перевела взгляд на так и сидящую на полке крысу и тихо спросила:
- То, что я увилела в видении, произошло с моей мамой?
- Да, - кивнул дух обреченно.
- И дай угадаю, через девять месяцев родилась я?
- Через восемь, - поправили меня. - Насколько знаю я, тебя в жутких мучениях рожала она.
Отвратительное ощущение разлилось по моему телу. Как же это мерзко осознавать, что ты появилась на свет из-за того, что над твоей мамой надругались. Причем, сделал это явно юный темный ведьмак. Рога и борода маме тогда померещились, точнее, она просто увидела его внутреннюю суть... Вот тебе и темный цвет волос, передавшийся мне от папочки.
- Черт! - громко выругалась я и вновь потянулась к "лестнице ведьм", чтобы снять с узелка еще одно перо. Если уж и узнавать что-то неприятное из прошлого, так пусть это все произойдет за один раз. Руки тряслись, и перо не снималось. Ни в какую. Узелки никак не хотели развязываться, ни у второго, ни у третьего, ни у четвертого перышка. Крысиная морда духа понаблюдала за мной с полминуты, а потом тихо поведала:
- Одно перо - одна ночь, тебе же говорила я. Бесполезно снять пытаться. Следующий завтра развяжется узел, - услышав это, я мысленно чертыхнулась и отшвырнула "лестницу", а дух добавил. - Вопросов тоже на сегодня больше не осталось у тебя. Спать ложиться предлагаю я.
- Ага, теперь уснешь тут... - ответила я, но все же подошла и прилегла на одну из кроватей, чувствуя разморенность и усталость. Коснувшись лицом перьевой подушки, я прикрыла веки, пытаясь сдержать слезы, которые не хотелось показывать лысохвостому духу
- Тебе помогу я. - сказала крыса и залезла мне на кровать. Повозилась в моих ногах, что-то нашептывая. Не знаю, действительно ли крыса мне помогла, но вскоре я и правда уснула.
Утро разбудило меня ярким солнцем. Шторки на окнах я вчера не закрыла, вот и пробился солнечный свет в мою комнату. Уснула я в одежде на гладком покрывале. Медленно оглядевшись, я поднялась с постели. Тело ломало, голова болела. Я дошла до своего чемодана и, порывшись в глубоком отдельном кармане, достала бусы из чароита, минерала красивого нежно-лавандового цвета. Устроившись здесь же, на полу возле чемодана, я приложила ко лбу гладкие камушки бус, прося их избавить меня от головной боли. Камни были великодушны и боль начала постепенно отступать.
Крыса на глаза мне не показывалась, да и толку от нее сейчас, раз уж она обретает дар речи только по ночам. Как таковых планов до вечера у меня не было. Уборки в доме не требовалось. Разве что можно очистить участок от разросшейся травы и крапивы. Вспоминая обжигающее растение, я поежилась. Я согласна рвать по паре листиков, но вот избавляться от еще более обжигающих стеблей голыми руками - увольте. Хорошо бы раздобыть садовые перчатки. Думаю, в местном магазине они продаются. Да и еды тоже надо бы купить.
Я вышла из дома с ведром, чтобы достать из колодца воды и умыться. Приняв водные процедуры, я уселась на крыльцо и закурила. Солнце на улице не просто ярко светило, оно еще и довольно сильно припекало. Что ж, лето в этом году пришло в конце весны.
Докурив, я вернулась в дом. Высыпала все тряпичное содержимое чемодана на кровать, взяла в руки джинсовые шорты и белую майку. Переодевшись и прихватив с собой деньги, я направилась к магазину.
По улице шла медленно, внимательно рассматривая соседские дома. Еще вчера мной было подмечено, что это село довольно разношерстное: современные кирпичные дома соседствовали с бревенчатыми старыми избами. Но все, без исключений, были в отличном состоянии. В отличие от того дома, где теперь обитаю я. Странно, но на пути мне никто не встретился. До самого магазина, у которого я замерла на секунду, косясь в сторону разрушенной церквушки. По телу вдруг пробежали мурашки, а лицу стало жарко. И я, резко потянув на себя дверь магазина, зашла внутрь. Здесь тоже было не многолюдно, не считая продавщицы, я обнаружила одного-единственного человека. Женщина в пестром и грязном платье крутилась у прилавка со сладостями, беспорядочно перебирая цветные упаковки. И было в жестах и движениях женщины что-то необычное. Я размеренно прошлась по пустому магазину, изучая и складывая в красную корзину различные продукты. Главное, из-за чего я и отправилась за покупками, садовые перчатки, мной были обнаружены в отделе "сопутствующие товары" и я, прихватив две пары, поспешила к кассе. Но не дойдя до нее буквально несколько шагов, я резко остановилась, так как та самая вторая покупательница этого магазина ни с того ни с сего преградила мне путь. Уставившись на меня, она нахмурилась. Ее голубые, почти прозрачные глаза забегали по моему лицу, на потрескавшихся губах то появлялась, то исчезала нервная улыбка. Женщине было лет пятьдесят, вполне ладная фигура и даже симпатичное лицо. Но чем дольше мы стояли друг напротив друга, тем яснее я понимала - с ней что-то не так. Словно она не в себе.
- Лилит? - неожиданно спросила она. От удивления я даже передернулась и, сама не понимая, зачем, вдруг соврала:
- Вы обознались... - и, отшагнув от женщины, подошла к кассе.
- Лилит! - позвала она и тоже подошла. - А где Петенька? - спросила женщина, вскользь коснувшись разноцветных браслетов на моей руке. Запястья тут же похолодели, а в сердце проникла такая болезненная тоска. - Где мой Петюша? - Я с непониманием посмотрела на странную женщину. В ее грустных глазах выступили слезы. - Он же пошел с тобой тогда?
- Кто?
- Как кто? - искренне удивилась она. - Петенька мой. Ты пришла, позвала, и он пошел.
- Куда?
Женщина вдруг задумалась, сильно нахмурив брови.
- Не знаю, - ответила она. - Ты же знать должна, уж коли позвала.
- Я никого никуда не звала. Вы обознались, - спокойно ответила я.