Дневник; письмо ССН к ВН, 14 октября 1972, АВН.
(обратно)10
Письмо ВН к Филду, 24 июля 1972, АВН.
(обратно)11
Дневник; интервью ББ с Еленой Сикорской, июнь 1979.
(обратно)12
Письмо Филда к ВН, 16 августа, письмо ВН к Филду, 8 сентября 1972, АВН.
(обратно)13
Письмо Филда к ВН, 25 августа 1968, АВН; SL, 517–518.
(обратно)14
Дневник, 25 сентября 1972.
(обратно)15
Дневник, 2–4 октября, 1972; письмо ВН к Дэну Лэси, 31 января 1973, АВН.
(обратно)16
Письмо Эдмунда Уайта к ВН, 24 октября 1973, АВН; Saturday Review of the Arts, 6 января 1973, 4.
(обратно)17
Дневник, 5–17 ноября, 1972; опубл. Saturday Review of the Arts, 6 января 1973, перепеч. SO, 308–314.
(обратно)18
Интервью Джеральда Кларка с BH // Esquire, июль 1975, 133; интервью ББ с Уайтом, март 1988.
(обратно)19
Интервью ББ с Альфредом Аппелем, апрель 1983.
(обратно)20
Дневник, 24 ноября 1972; Robert Evett // Washington Daily News, 19 ноября 1972; Updyke // New Yorker, 18 ноября 1972.
(обратно)21
Дневник; письмо ВН к Эдмунду Уайту, 4 декабря 1972, АВН.
(обратно)22
Дневник, 5, 11 и 18 января 1973, АВН.
(обратно)23
Дневник; письмо ВН к Филду, 31 января 1973.
(обратно)24
Для тех, кто хочет понять историю вражды Набокова с Филдом, а затем и с его издателями, на протяжении последующих трех лет, я продемонстрирую некоторые промахи в книге Филда. Убежден, что трех примеров будет достаточно.
Экспонат 1. На протяжении 1922 года инфляция в Германии все набирала темп и к концу 1923 года достигла абсурдных размеров: цена основанной В.Д. Набоковым газеты «Руль» (в которой часто публиковались произведения его сына) подскочила с четырех тысяч марок в начале августа до пяти миллионов в конце сентября и до двух миллиардов в декабре. Примечательно, что до начала инфляции жизнь в Германии была очень дешевой, поэтому в свое время русские эмигранты хлынули в Берлин, и город стал основным центром эмигрантской жизни, эмигрантской литературы и эмигрантского книгоиздания. Однако катастрофическая инфляция и рост реальной стоимости жизни после денежной реформы конца 1923 года (когда цена газеты за один день упала до двадцати пфеннигов) заставили волну эмиграции отхлынуть, поэтому уже в середине 1924 года центром русской культуры стал Париж — и оставался им до гитлеровской оккупации. Набоков, однако, остался в Берлине, стремясь сохранить чистоту своего русского языка — именно поэтому он не хотел переезжать в страну, языком которой владел в совершенстве. В Берлине начиная с середины двадцатых годов он был единственным значительным русским писателем, и именно в этой добровольной изоляции из молодого многообещающего автора превратился в великого мастера.
Несмотря на то что инфляция сыграла огромную роль в истории русской эмигрантской культуры и в жизни самого Набокова, несмотря на то, что приведенные выше даты можно найти в любой энциклопедии, Филд почему-то решил, что инфляция началась в 1929 году — одновременно с американским финансовым кризисом. Ничто не могло разубедить его — ни факты, очевидные для исследователя, хотя бы понаслышке знакомого с предвоенной Европой, ни публикации в газете «Руль» — основном источнике информации о берлинской жизни и берлинском окружении Набокова. Корректируя рукопись Филда, Набоков исправил дату в том единственном абзаце, где приводилась датировка инфляции, — не будучи в ладах с хронологией, Филд, как правило, избегал точных дат, — но даже после этого Филд не стал исправлять другие абзацы, основанные на этом весьма странном заблуждении. Например, в конце главы, рассказывающей о жизни Набокова в Германии, он упоминает значительную сумму денег, полученную Набоковым в 1929 году за немецкое издание «Короля, дамы, валета», и описывает Набоковых, «стоящих на этом островке уверенности, пока вокруг них клубилась и бурлила все прибывающая, бескрайняя в своем разливе инфляция» (Field, Life, 183). Кому какое дело, что инфляция на самом деле разразилась шестью годами раньше, о чем и уведомил Филда сам Набоков?
Экспонат 2. Имея в виду гонорары за немецкие издания «Машеньки» и «Короля, дамы, валета», Филд пишет: «Тысяча девятьсот двадцать восьмой и двадцать девятый были хорошие годы… Его сборник стихотворений и рассказов „Возвращение Чорба“ был опубликован на русском языке, и самым важным было то, что Илья Фондаминский, один из издателей главного эмигрантского журнала „Современные записки“, предпринял поездку из Парижа в Берлин, одной из главных целей которой было завербовать Сирина в журнал, что он и сделал с энергичным русским хлопком по колену. До этого лишь несколько стихотворений Набокова появились в „Современных записках“. Долгий и в целом удачный союз с журналом начался с появления повести „Соглядатай“ в 1930 году, за которой последовал первый крупный роман Набокова „Защита Лужина“» (Field, Life, 183). На самом деле Фондаминский приехал в Берлин летом 1930 года и не за законченной рукописью «Защиты Лужина» (как пишет Филд: Life, 214), а за незаконченной рукописью «Подвига». Набоков точно и подробно описал этот эпизод в предисловии к «Подвигу» — к тому времени он достиг такой известности, что Фондаминский и «Современные записки» готовы были купить рукопись еще не законченного романа.