Выбрать главу

Когда Директор прибыл на место, у школы уже стояли полицейские машины и скорая, а когда он подошёл к ограждению, из школы уже вывезли тележку с покалеченным Григорием Пановым.

Панов — олимпиадник, демонстрирующий выдающиеся успехи по математике и физике, но не без проблем с поведением. Впрочем, пока он приносит медали и стремится выиграть на Всероссийской олимпиаде школьников место на бюджете и, тем самым, преумножить славу тринадцатой школы, на поведенческие проблемы внимания обращается мало.

Директор не знал наверняка, сильно ли пострадал Панов, но молотком обычно бьют по голове, поэтому высока вероятность тяжёлых травм мозга…

По словам Клавдии Ивановны, пострадали ещё двое, но Директор не знал ни имён, ни фамилий пострадавших.

Последнее, что он помнит — он увидел Панова на медицинской тележке, боль, а затем тьма. Наверное, то, что с ним случилось, из-за чего он сейчас в больнице, произошло именно тогда.

«Теперь точно не узнаешь — без врачей», — подумал Директор.

Но одно он знал наверняка — это его конец. Его отправят на пенсию, где он очень быстро умрёт.

Ему стало очень и очень грустно. Это непростительный провал, разрушивший очень тяжёлую работу, отнявшую у него десятилетия…

«… и это не могло происходить без ведома директора», — вещала с экрана какая-то упитанная женщина лет сорока, одетая в среднего пошиба деловой костюм. — «Поверьте моему опыту психолога — это не роковая случайность, а закономерность, при подобном-то подходе».

«Вы считаете, что часть вины лежит на руководстве? — уточнила журналистка.

«Уверена в этом», — кивнула психолог. — «Это устаревшая советская методология, калечившая целые поколения детей — ей давно уже не место в современном школьном образовании».

— Манд… кх… а… — вновь попытался сказать что-то Аркадий Павлович.

Он увидел на тумбочке справа от себя прозрачный пластиковый стакан, со вставленной в него трубочкой. Внутри него находится, скорее всего, вода.

Приложив усилие и преодолев слабость, Директор взял стакан нетвёрдой рукой и аккуратно подвёл его к своему рту. С третьей попытки вставив трубочку в рот, он начал с наслаждением пить.

Вода слегка взбодрила его, поэтому, напившись, он уже более твёрдым жестом вернул стакан на тумбочку.

— Дура… — процедил он, глядя на психолога, деланно внимательно слушающую болтовню журналистки. — К-ха-ха… «советская методология», ха-ха…

Его учили работать по советской методологии школьного образования — он знал, как никто, насколько сильно отличается та система от той, которую он построил на её руинах после 1996 года.

Директор всегда давал себе полный отчёт в своих действиях и прекрасно понимал, что именно строит — это элитная школа-хищник, каких, в таком виде, никогда не было в СССР.

Это агрессивная система, основанная на внешней конкуренции, работающая в капиталистической системе, по капиталистической логике — в СССР тащили, зачем-то, отстающих, относились к ним снисходительно, проявляли участие и пытались решать их проблемы…

«Никогда не понимал — зачем?» — подумал Директор. — «И теперь моя система оказалась основана на „калечащей“ советской методологии? Да если бы я пытался „тащить“ всех, как заповедовал Макаренко…»

Маркс, Энгельс, Ленин — они бы ужаснулись, увидь такое учебное заведение при своих жизнях.

Но оно, при некоторой степени уродливости, которую вполне признавал Директор, показало свою эффективность — если пожертвовать чувствами непригодных, будущих неудачников, можно полноценно реализовать потенциал тех, кому не наплевать на свою судьбу. Тех, кто потом будет звонить Директору, в знак признательности за то, что он сделал для них, тех, кто достигнет высот, на которые хватит их природного таланта, огранённого его умелыми руками.[2]

Ему снова захотелось пить, и он вновь взял стакан с тумбочки.

— Ха-ха… — посмеялся он, напившись. — Советская… ха-ха… методология…

«А вот интервью директора тринадцатой школы города Липецка, записанное в январе текущего года», — сообщила телеведущая.

«Наша задача — не тащить за уши всех подряд, а создавать условия, в которых сильнейшие смогут полноценно раскрыть свой природный потенциал», — заявил Анатолий Павлович на экране. — «Слабые в таких условиях либо подтягиваются, либо уходят — и это нормально. Жизнь не будет с ними нянчиться».

«Директор Орехов прямо заявлял, что его школа — для сильных, а „слабые пусть уходят“…» — с озабоченным выражением лица произнесла телеведущая. — «То есть, слабые дети, по его мнению, не заслуживают внимания? Это что — эвтаназия в системе образования? Но это ещё не самое циничное, что директор высказывал по своему отношению к своим методам обращения с учениками».

вернуться

2

Об эффективности элитных школ и приведённой в тексте «модели Орехова» — действительно, перевод слабых учеников в гомогенные классы (где одни сильные) даёт прирост к итоговым баллам на ЕГЭ и увеличивает, в определённой степени, процент олимпиадников среди них. Но слабые становятся ещё слабее — выбракованные ученики теряют мотивацию и самоуважение, поэтому «переход» в лучшие среди них встречается в статистически незначимых объёмах. Также это очень нехорошо влияет на «отборную элиту» — у них выше тревожность, депрессии и зависимое поведение. Но хуже всего то, что общая средняя успеваемость от этого не меняется, потому что прирост «верха» компенсируется потерями «низа». В итоге, покалечены и те, и те, а общая эффективность школы не изменилась. Но зато сколько медалей, сколько выигранных олимпиад! Заложено всё это было при раннем Путине, но наибольшей интенсификации достигло во времена Медведева — как раз, в начале 00-х годов, в моду начал входить KPI, зримым воплощением которого стал ЕГЭ. Этот экзамен полностью соответствует признакам KPI, поэтому можно считать, что это он и есть, главный KPI системы образования. Я не хочу сказать, что это плохо для государства, потому что поставленные цели достигнуты: российские школьники систематически выигрывают различные международные олимпиады — достаточно загуглить новости по ключевым словам «российские школьники выиграли олимпиаду», таланты гранятся, в лучших школах учатся лучшие… Только вот есть побочный ущерб, который принципиально не измеряется KPI. Я о психике детей из обеих «каст» — «лучших» и «худших».