Зайцев, посмотрев ему в лицо, сначала придвинулся почти вплотную, потом откинулся на спинку до упора, а потом наконец встал. Ему было важно показать этому офицеру волнение, желание найти нужные слова и т.п.
В нынешних коридорах власти очень ценили человеческую эмоциональность, которая так отличала современное правительство от скучных старческих времен КПСС, когда все старались «сохранить лицо». Хладнокровие и невозмутимость считались среди высших чиновников дурным тоном, это якобы свидетельствовало о равнодушии к судьбам отчизны, наличии скверных мыслей и вообще признаком коррупционности. А вот если чиновник волнуется, дает волю эмоциям, то значит он настоящий патриот и честный человек.
Зайцев блестяще владел этой игрой. Вот и сейчас, словно в забывчивости он молча прошелся по кабинету, затем встал у окна боком к по-прежнему сидящему Андрею Викторовичу. Затем, откашлявшись, прямо сказал: «Андрей Викторович, привезите, пожалуйста, ко мне Шодорковского Михаила Борисовича. Сколько вам на это потребуется времени?».
Начальник ФСБ, вздрогнув, испугано посмотрел на премьер-министра, но, быстро овладев собой, ответил: «Через 5 часов. Куда везти - сюда в, Кремль?». Услышав ответ, Медведев внутренне заликовал - вот оно, все идет по плану! А сам вслух сказал, посмотрев на свои часы: «Привезите его через 6 часов, как раз будет полночь, на мою резиденцию в Завидово. Сами тоже приезжайте», - и отпустил генерала.
Глава 20
Последние три года Михаил Борисович Шодорковский прожил в одиночной камере закрытой тюрьмы федеральной службы охраны. К нему никого не пускали, прекратилась всякая связь с внешним миром. Зато ему улучшили питание, дважды в день выводили на часовую прогулку в небольшой зеленом сквере, трижды в неделю он плавал в бассейне. Про пошив рукавиц тоже пришлось забыть, вместо этого Шодорковскому вдруг стали давать почти все требуемые им книги и самое главное - современные газеты и журналы. Правда он так и не узнал, что согласно официальным данным, он Михаил Борисович Шодорковский освобожден из тюрьмы и в тот же день самолетом отправлен в Швейцарию. Там он поселился в симпатичном особнячке, раздавал интервью, где рассказывал о своей жизни в тюрьме и слегка ругал Президента России в частности и Правительство вообще.
СМИ этого периода ему не дали, и тщательно следили, чтобы и в передаваемые ему газетах, не было упоминаний о его заграничной оппозиционной деятельности.
Поэтому для опального олигарха осталось загадкой причины его перевода в полностью изолированное состояние. Он видел только врача, осматривающего его дважды в месяц, больше никто с ним не разговаривал.
На прогулку Шодорковский ходил сам - в определенное время над дверью камеры зажигался зеленый огонек - значит, можно было идти. Коридор из одиночки Шодорковского вел прямо в огороженный сквер, где никогда никого не было. Забор высотой около 10 метров надежно скрывал округу, только по полной «природной» тишине Михаил Борисович давно догадался, что его тюрьма находится далеко за городом. Никаких посторонних звуков он никогда не слышал. Гулять можно было час утром и час вечером. За три минуты до конца прогулки в сквере начинал звучать метроном, затем дверь в тюрьму автоматически открывалась, нужно было зайти в нее в течение 5 минут и вернуться в камеру.
В первые же дни, в знак протеста, Михаил Борисович решил не возвращаться в камеру по расписанию, а остаться в сквере и посмотреть что будет. Он встал прямо перед открывшей свой зев бронированной дверью, но не заходил в нее. Не дождавшись узника в положенное время, дверь тихо затворилась, но ничего больше не произошло. Никто к Михаилу не вышел, не пожурил, и не увел силой в тюрьму.
Он просто на ночь остался на улице в прогулочной одежде.
А на дворе был промозглый октябрь, и Михаил Борисович всю ночь дико мерз, не спав ни минуты, и старался согреться постоянно двигаясь. Естественно он остался также и без ужина и без завтрака.
Организм, привыкший за годы к определенном режиму питания, давал о себе знать дикими болями в области желудка и кишечника.
Михаил Борисович с трудом дождался начала прогулки следующего дня - не успела дверь до конца открыться, как он ворвался в коридор и почти бегом побеждал к своей камере. Но не успел.
Михаил видел, как тихо и бесшумно закрылась ее дверь - пришло время прогулки, и он был вынужден еще час торчать возле свой камеры дожидаясь пока она откроется, мечтая о горячем душе и сытном обеде.