В начале мая 64-го года Высоцкий оказался в крайне тяжелом положении. Внутренняя неудовлетворенность, катастрофическое безденежье, бесконечные долги, только случайные заработки, которых не хватает даже на то, чтобы прокормить семью, собственная творческая нереализованность вели к постоянному эмоциональному напряжению, которое, естественно, приводило к срывам. Загулы, случавшиеся и ранее, приняли форму стремительно прогрессирующего алкоголизма — все это в конце концов завершилось тяжелейшим кризисом, первой попыткой самоубийства (Инна Кочарян: «Мы за него боялись, что он наложит на себя руки...») и — по настойчивому требованию отца — наркологическим лечением в 30-й больнице города Люблино. Сказалось, очевидно, и то, что Владимир попал в медвытрезвитель и Артур Макаров резко прокомментировал случившееся: «Если ты не остановишься, то потом будешь в ВТО полтинники на опохмелку сшибать».
Курс лечения он должен был продолжить самостоятельно во время съемок фильма, на которые его пригласил режиссер Ф.Филиппов. На какое-то время лечение помогло. Об этом можно судить по письмам, которые Владимир присылал Людмиле со съемок.
Латвия, Айзкраукле, май-июль 1964 г.
«... Я живу экономно и не принимаю. У нас четверых общий котел, но я это дело кончаю и из шараги со скандалом выхожу, потому что они все жрут и иногда пьют и мне выгоды нету. Антобус пил один раз...»
«... Позвони отцу — расскажи, какой я есть распрекрасный трезвый сын В.Высоцкий...»
«... На Марс мне лететь и начинать новую жизнь не придется, все я делаю по предписанию врача и прекрасно себя чувствую...»
«... где-то в недружелюбном лагере живет у тебя муж ужасно хороший, — непьющий и необычно физически подготовленный.
....Я пью это поганое лекарство, у меня болит голова, спиртного мне совсем не хочется и все эти экзекуции — зря, но уж если ты сумлеваешься — я всегда готов».
«...Я, лапочка, вообще забыл, что такое загулы, но, однако, от общества не отказываюсь, и даже напротив, люблю, когда вокруг весело, — мне самому тогда тоже, — это разбивает мое собственное обо мне мнение — будто я только под хмельком веселюсь...»
Это были письма человека, возвращающегося к жизни. Человека, перед которым впервые за несколько лет забрезжила надежда решительных перемен к лучшему: лечение было позади, а впереди была возможность работать в театре Ю.Любимова.
В фильме «На завтрашней улице» по пьесе И.Куприянова «Сын века» Высоцкому была предложена роль бригадира земснаряда. Утверждение на роль проходило не гладко. За Высоцким тянулся «шлейф неблагонадежности» после срывов съемок у Тарковского. Начальник актерского отдела «Мосфильма» Адольф Гуревич заявил: «Хорошо! Я утверждаю распределение ролей, но если Высоцкий опять сорвется — а он сорвется обязательно, — то, ручаюсь, получит «волчий билет» и не будет сниматься никогда и нигде на всей территории Советского Союза».
Съемки проходили под Ригой в местечке Айзкраукле на живописном берегу Даугавы на строительной площадке Плявиньской
ГЭС. По сценарию предполагался фильм о большой стройке и трудовом героизме, о том, как «в обстановке труда рождаются новые, коммунистические отношения между людьми».
В.Высоцкий: «Это было великолепное время в моей жизни... Это была ударная стройка. Там были самые лучшие работники — с других строек ребята. Я видел, как прорывают перемычку, видел, что такое аврал. Как перекрывают реку. В общем, впервые в жизни видел, как создается эта махина, которая потом на фотографиях выглядит так красиво и безобидно...»
Высоцкому нравилась обстановка съемок, самочувствие выздоровления, дружеское окружение, но не нравилась работа, вернее, роль по сценарию — за неправдивость, за приукрашенность: «...я играл в этом фильме уж больно положительного человека. Ну такого положительного, что таких не бывает. Даже противно вспоминать. Он и на работе, и везде был такой хороший... Жил он в палатке. У него течет все. Мебель полированную купили — гниет, ребенки плачут — у него двое их, жена чихает, кашляет. Жена просит, чтобы он квартиру получил. А он говорит: «Ни за что! Пока все не получат, я не буду просить! Другим нужнее». Такой сознательный. Таких людей не бывает. Маркина любят все: и друзья, и дома и дети, и начальство, и даже посторонние люди.
Вообще неинтересно играть людей, покрашенных только одной — черной или белой краской. У каждого человека всегда есть черты и такие, и такие. Всегда интересно сыграть живого человека. Наш зритель избалован хорошими картинами, хорошими образами, настоящими людьми. Его никогда не обманешь. Он сразу понимает, где правда, а где неправда».