«Я вновь предложил ему приехать к нам в Самару с концертами.
— А ну вас и вашу Самару на хрен! — вдруг взорвался он. — Тут вообще со свету сживают, никуда не пускают, сплошные неприятности, без конца звонят то с одной, то с другой площади. Вон опять только звонили, мозги пудрят.
— Откуда звонили?
— В Москве рядом три вокзала и четыре площади: Дзержинского, Новая площадь, Старая площадь и Ногина. Понял теперь? Тебе хорошо, тебе не звонят с Лубянки, тебя не таскают на ковер. А тут не успеваешь отбрехаться.
Я понял, что Лубянка — это КГБ, а Старая площадь — ЦК КПСС.
Раньше Высоцкий всегда был такой корректный, вежливый, спокойный, а тут какая-то метаморфоза — резок, возбужден, рассеян. Смотрит на меня и не видит, смотрит куда-то поверх головы, думает совершенно о другом, хотя разговор вроде бы поддерживает…
— И вообще никогда не буду петь чужих песен. Хватит того, что подделываются под меня, поют блатные песни, а мне все приписывают. Надоело! На все отвечать должен Высоцкий и Высоцкий. Все хрипят, как ты, а я должен отвечать… Сейчас пожалуюсь Никите Сергеевичу. Звонят и звонят — все валят на меня. Так что, пока некогда, поехал к Хрущеву права качать…»
К тому времени Н. С. Хрущев был уже почти четыре года пенсионером союзного значения и вряд ли мог чем-то реальным помочь Владимиру Высоцкому. Разве что своим сочувствием. Ведь и у самого Н. Хрущева дела в то время шли не самым лучшим образом. В апреле этого года его вызвали в ЦК КПСС, где его встретили секретари ЦК А. Кириленко, А. Пельше и П. Демичев. Они потребовали от Хрущева немедленного прекращения работы над собственными мемуарами, а то, что уже было написано, приказали сдать в ЦК КПСС. Но Хрущев не был бы Хрущевым, если бы спустил этим людям, которые всего несколько лет назад бегали у него на побегушках. Произошел крупный скандал, после которого Хрущев ушел, хлопнув дверью.
Так что в тот день, когда Высоцкий по приглашению внучки Н. С. Хрущева Юлии приехал к нему, на даче бывшего Первого секретаря ЦК КПСС встретились двое гонимых официальными властями человека. В недремлющем КГБ наверняка зафиксировали факт этого визита, что для Владимира Высоцкого не могло пройти бесследно.
9 июня в газете «Советская Россия» появилась статья «Во имя чего поет Высоцкий?» за двумя подписями: Г. Мушта и А. Бондарюк. Авторы статьи делятся своими впечатлениями о песнях Владимира Высоцкого: «Мы очень внимательно прослушали, например, многочисленные записи таких песен московского артиста В. Высоцкого в авторском исполнении, старались быть беспристрастными. Скажем прямо: те песни, которые он поет с эстрады, у нас сомнения не вызывают и не о них мы хотим говорить. Есть у этого актера песни другие, которые он исполняет только для «избранных». В них под видом искусства преподносятся обывательщина, пошлость, безнравственность. Высоцкий поет от имени и во имя алкоголиков, штрафников, преступников, людей порочных и неполноценных. Это распоясавшиеся хулиганы, похваляющиеся своей безнаказанностью («Ну, ничего, я им создам уют, живо он квартиру обменяет»)…
Во имя чего поет Высоцкий? Он сам отвечает на этот вопрос: «ради справедливости, и только». Но на поверку оказывается, что эта справедливость — клевета на нашу действительность. У него, например, не находится добрых слов о миллионах советских людей, отдавших свои жизни за Родину… Высоцкому приятна такая слава, которая «грустной собакой плетется за ним». И в погоне за этой сомнительной славой он не останавливается перед издевкой над советскими людьми, их патриотической гордостью…
Все это совсем не так наивно, как может показаться на первый взгляд: ржавчина не вдруг поражает металл, а исподволь, незаметно. И человек не вдруг начинает воспринимать и высказывать чужие взгляды…»
Появление этого письма летом 1968 года было, конечно же, неслучайным. К этому времени то «новое» руководство, что пришло к власти в 64-м, уже окончательно определилось в своем курсе. Ответом этому курсу стала активизация диссидентского движения в стране, которое буквально в спину подталкивала революционная ситуация не только в Чехословакии, но и во всей Европе. В июне 68-го А. Д. Сахаров направил руководству СССР свою статью «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», a Л. Чуковская еще в феврале того же года отправила в «Известия» статью «Не казнь, но мысль, но слово», приуроченную к 15-й годовщине со дня смерти И. Сталина, в которой писала: «Память о прошлом — надежный ключ к настоящему. Перечеркнуть счет, дать прошедшему зарасти бурьяном путаницы, недомолвок, недомыслей? Никогда!»