Выбрать главу

Какой уж там устроенный быт? Живы — и слава богу. Поселить всех семьями, разумеется, не получалось, сами воронцовские спали чуть не вповалку. После недолгих раздумий под интернат для московских ребятишек приспособили большущий старый сарай. Кому из мам повезло, те прибились к интернату — кто няней, кто воспитателем, кто поварихой, кто прачкой. Нина Высоцкая попала на завод: сначала приемщицей сырья, потом ее перевели в заводскую лабораторию. Только должности не имели никакого значения, заводу не хватало топлива — и вскоре всех мобилизовали на лесозаготовки. Рабочий стол матери заменил пень — она была учетчицей.

Москвичей определили в крестьянские семьи. Высоцкая долго вспоминала добрым словом своих замечательных хозяев Крашенинниковых. Люди оказались отзывчивые, сердечные. Первая же зима выдалась на Оренбуржье поистине уральской, с морозами под 50°, ветрами-суховеями, сшибающими с ног. К счастью, в избах была благодать, все воронцовцы славились умением ставить печи, а конопатить щели начинали тут с лета. Да и дров хватало, леса кругом.

«В свободные дни, — рассказывала Нина Максимовна, — я брала Володю к себе, мы забирались на теплую печку, грелись чаем из смородинного листа». С работы она иногда приносила сыну в «интернат» кружку молока. «Он ею всегда делился с другими детьми, приговаривая при этом: «У них здесь мамы нет, им никто не принесет». Конечно, помогал и офицерский аттестат Семена Владимировича, который приходил, пожалуй, регулярнее, чем его письма с фронта. Отец скупо писал о боях на Северном Донце, где раз за разом рвалась штабная связь, кабели полосовали и вспарывали, словно бритвой, осколки мин и снарядов, перерубались штыками и саперными лопатками. Бойцы батальона связи Высоцкого по-пластунски, животами мерили долгие километры линии связи, восстанавливая повреждения.

К новому, 1942 году работники воронцовского детского сада-интерната тайком от ребят готовили им праздник И елка получилась нарядная, и даже Дед Мороз был с ватной бородой. Все (и Володя, конечно) плясали, пели, читали стихи. А 25 января мама расстаралась, и его пятый день рождения стал настоящим Днем рождения. Правда, вместо сахара была свекла, а вместо чайной заварки — кора черной смородины. Но ничего...

***

Эвакуационные будни были тягучи и однообразны. Лишь поздней весной 42-го пришла единственная радость: тепло. А с фронтов добрых вестей так и не было.

Развлекали редкие курьезы деревенской жизни. На спиртзаводе из свеклы гнали спирт на горючее для танков и самолетов, а отходы — жмых — шли на корм скоту. Однажды работница завода нечаянно крутанула не тот вентиль и не заметила, как спирт хлынул в кормовую смесь. Через какое-то время пьяные тощие коровы на слабых ногах принялись гоняться друг за дружкой, бодались, трубно мычали, лошадки, вспомнив молодость, сигали через изгороди и первобытно ржали, свиньи как свиньи — катались по земле. Несчастные бескрылые птицы — куры — пытались взлететь. Люди, шарахаясь от особо буйных, пытались унять разгулявшуюся скотину. Только спустя некоторое время безгрешные пьяницы начали засыпать на ходу, стихло кудахтанье кур, фырканье лошадей и коров... Потеха!

Нина Максимовна вспоминала: «.„Во время одной из наших встреч он вдруг спрашивает меня: «Мама, а что такое счастье?» Я удивилась, конечно, такому взрослому вопросу, но, как могла, объяснила ему. Спустя некоторое время при новой нашей встрече он мне радостно сообщает:

— Мамочка, сегодня у нас было счастье!

— Какое же? — спрашиваю его.

— Манная каша без комков.

Ну, думаю, если молоко перестали разбавлять водой, значит, победа не за горами».

Вот незадача: что такое счастье? Никто не рискнет дать всеобъемлющую формулировку. У каждого оно свое... У бедного мальчика трех с половиною лет тоже. Он пытался его отыскать.

Повзрослев, определил свое: «Счастье — это путешествие, необязательно из мира в мир... Это путешествие может быть в душу другого человека... И не одному, а с человеком, которого ты любишь. Может быть, какие-то поездки, но вдвоем с человеком, которого ты любишь, мнением которого ты дорожишь...»

Миновал второй год Войны, и навалился третий.

Летом 43-го Семен Владимирович прислал в Воронцовку вызов семье. Назад, домой в Москву! Хлопоты были недолги — что там было особо собирать? Крашенинниковы говорили Нине: смородинного листа набери побольше, от простуды помогает, а грибов сушеных тебе дадим, какие там у вас грибы?..

Поезда с Урала, тянущиеся на запад, были такими же переполненными, как и шедшие сюда, на восток, два года назад. Но настроение было, конечно, совсем другое, приподнятое. Нине Максимовне досталось сидячее место. Сына пристроила на чемоданах в проходе между скамьями. Ничего, переживем.