Обрывки кошмара, словно пары спиртного, казались реальнее, чем вынужденная изоляция адмирала, очень похожая на тюремное заключение. Какой бесславный конец для кхагггуна! Так же как когда-то он тосковал по полям сражений, Пнин страдал по свободе. Он бы отдал сейчас все, чтобы пройтись по улицам Аксис Тэра или хотя бы выбраться в свой сад. Но ему оставалось лишь смотреть в окно, от чего он еще больше чувствовал себя пленником. Именно на это, вне всякого сомнения, и рассчитывал Иин Меннус. Звезд-адмирал, надеявшийся сломить Пнина, спланировал все правильно.
Запах ионов, который распространяли автоматы охранников, проник в каждый уголок виллы, включая спальню Ардуса. Именно этот запах он чувствовал, просыпаясь утром и отходя ко сну. Запах был знакомым, поскольку сопровождал Пнина на протяжении почти всей жизни, хотя в данной ситуации — совершенно неуместным. Без огня и крови, неизменно сопровождающих любую битву, он казался безжизненным, свидетельствуя о тирании, возмутительной и вопиющей и в то же время мелкой и эгоистичной.
В висках застучало, и Пнин нажал на них холодеющими пальцами. Когда он в последний раз принимал да'алу? Вспомнить адмирал не мог, что само по себе было плохим знаком. Коснувшись лба, Пнин почувствовал, что кожа покрыта капельками пота. Он собирался вытереть лоб, когда увидел, что перед ним стоит Иин Меннус и протягивает салфетку. Проклиная свою слабость, флот-адмирал взял ее и насухо вытер лицо. Смяв насквозь промокшую салфетку, он приложил ее к виску, будто надеялся унять стук, который очень скоро превратится в боль, — будто проснулась черная змея с большой головой. Флот-адмирал прекрасно понимал, что случится, если он немедленно не примет да'алу. Однако он не сможет сделать ничего, пока не уйдет Меннус. Пнин скорее умрет, чем продемонстрирует слабость своему мучителю.
Меннус вовсе не собирался уходить. Напротив, он уселся в кресло и радостно сообщил Пнину, что заказал ужин на двоих в его любимом ресторане.
— А пока мы ждем, — продолжал звезд-адмирал, доставая фотонный возбудитель, — познакомлю тебя с новым командованием.
Пнин тихо застонал, бессознательно растирая биоповязку на покалеченной руке.
— Это что, новый вид пытки? Мне неинтересно.
Иин Меннус пожал мясистыми плечами.
— Тебе придется посмотреть, мой адмирал. Хочу, чтобы ты видел будущее кхагггунов. — Он нажал на маленький черный шестиугольник, и в комнате появились трехмерные образы. Один, два, три, четыре — новые члены командования. Пнин смотрел на них с невольным любопытством. Он не знал ни одного из них по имени, однако с уверенностью мог сказать, что все они были слишком молодыми и амбициозными. В глазах офицеров полыхала ненависть, а руки по локоть перепачканы в крови.
— Кто эти кхагггуны? — спросил он. — Ведь явно не адмиралы.
— Конечно, нет, — потер руки Иин Меннус, — все они бывшие взвод-командиры.
— Что?!
— Ничего особенного. — Меннус наклонился вперед и хитро прищурился. Он явно наслаждался происходящим. — Я лично выбрал четырех лучших взвод-командиров и произвел их во флот-адмиралы.
— Но ведь это абсурд! Чтобы стать членом командования, нужно прослужить много лет. И это вполне обоснованно! Чтобы командовать войсками, флот-адмирал должен иметь огромный опыт.
— Да, если оставаться в рамках традиционного мышления, а ты сам знаешь, к чему оно приводит. Кхагггуны стали вялыми и безынициативными. Нужна свежая кровь и идеи.
— Нет, нет, нет! — отчаянно закричал Пнин, о чем тут же пожалел. Голова заболела еще сильнее. — Традиционное мышление — наша мудрость, она сложилась миллиарды лет назад и стала залогом и гарантом достоинства. Неужели ты не понимаешь, Меннус! Кем мы станем без чести?
— Мой милый адмирал, ты должен понять, что твоя честь, о которой ты так печешься, — настоящая помеха на пути всего нового. Новый опыт — ключ к новым знаниям и открытиям, к которым всегда стремились кхагггуны. А то, что ты назвал мудростью, делает нас слабыми и робкими. И я этого не потерплю!
— Ты сумасшедший.
— Правда? Если это твое мнение, то…
— Это приговор, ты воплощение зла.
— Если это твоя оценка, мой адмирал, то я не ошибся, когда решил изолировать тебя от общества. — Меннус подался вперед. — Твоя мудрость и мышление давно себя исчерпали. Они стали привычными и считаются добродетелью, хотя уже потеряли всякую ценность. История дает немало примеров того, что тот, кто пытался изменить существующее мышление, сначала считался злодеем. Со временем новое мышление приживается, а старое исчезает из памяти, и того, кто внедрил новшества, возводят в ранг героя. — Меннус снова откинулся на спинку стула. — На этот раз героем буду я.