Подъехавшая машина им была хорошо знакома и принадлежала одному из заместителей Семена Григорьевича, но вот люди, сидящие за темными стеклами, обыкновенно вызывают недоверие. Опусти стекла, покажи личико, тогда и к тебе будут относиться уважительно.
Из будки, не торопясь, вышел коренастый мужчина в камуфляже. Намеренная неторопливость только подчеркивала его силу, одного взгляда было понятно, что такой человек способен на поступок, а потому ссориться с ним не хотелось. Переднее стекло со стороны пассажирского сиденья поползло вниз, и, проявляя максимум радушия, в проеме показалось лощеное лицо Валерия Нестеровича Шерстнева, заместителя начальника по финансам. По прежней работе – сотрудника ФСБ.
– Открывай, Мироныч! – весело гаркнул он. – Чего же томишь-то, свои ведь!
В ответ лишь сдержанный кивок, не допускавший панибратства. Следовало отгораживаться от прочей хозяйской челяди холодной учтивостью, ведь жалованье он получает из рук Семена Григорьевича, а, значит, ко всем остальным должен испытывать некоторое недоверие.
Не тот случай, чтобы, задрав штаны, бежать к пульту и отворять ворота. Время полуденное, сейчас хозяин в своем кабинете просматривает бумаги и вполне может наблюдать за подъехавшей машиной. Уж ротозейства-то он точно не простит!
Сделав несколько шагов по направлению к будке, он вдруг неожиданно развернулся.
– А кто у тебя за водителя? – спросил Миронович. Голос равнодушный, без какой-бы то ни было смысловой нагрузки. Просто таков порядок. – Вроде бы этого парня я прежде не встречал.
– Это же Тимофей, – удивленно отозвался Шерстнев, – он переведен из Златоуста. Ты разве его не помнишь?
Глаза у Мироновича были безучастными, – он не помнил. Укорять его в этом тоже ни к чему. Охраннику не вменялось в обязанность помнить каждого сотрудника, которого переводят из периферии, тем более что это не его ума дело, слава богу, своих обязанностей выше крыши.
– Пусть покажет пропуск, – все с той же показной ленцой сказал охранник, не делая малейшей попытки хоть как-то разрядить обстановку. Инструкция – вещь прямолинейная, делай то, что предписано правилами, и избежишь многих неприятностей.
– Пропуск не успели выписать, – возмутился Шерстнев, – не уезжать же парню обратно в город.
Распахнув дверцу, он ступил белыми штиблетами на дорогу. Потная рубаха плотно обтягивала его тучное тело. Пуговицы расстегнулись, показывая выступающий волосатый живот. В глазах охранника мелькнул интерес: чего это он выскочил, уж не врукопашную ли надумал схлестнуться? Скучновато тут, глядишь, хоть какое-то развлечение. Хотя перебарщивать тоже не стоит, для этого случая тоже составлено предписание: ударил раз-другой по конечностям дубинкой, после чего обездвиженного втащил в сторожку для дальнейшего разбирательства.
Ленивый шажок навстречу вышедшему: не более того, иначе последующее действие может расцениваться как агрессия, а это уже чревато.
Неожиданно прозвенел телефонный звонок. Вытащив из кармана трубку, Миронович посмотрел на экран, на котором высветился номер хозяина.
– Мироныч, пропусти. Я их жду!
Ему очень хотелось повернуться в сторону балкона, откуда должен был наблюдать за происходящим Семен Григорьевич, однако делать этого не следовало, не оценит. Главное для него – охрана ворот.
Выключив телефон, Миронович произнес:
– Садитесь, сейчас открою.
Хмыкнув, Валерий Игоревич только подивился: куда же подевалась его прежняя холодность.
– Хотелось бы, – залез он в салон, протестующе хлопнув дверцей.
Махнув напарнику, сидящему в будке, Миронович приказал:
– Открывай! Скажи, чтобы на втором КПП тоже не задерживали, Семен Григорьевич ждет.
Ворота тяжеловато громыхнули и принялись медленно расходиться в стороны: сначала взору предстал фрагмент асфальтовой дороги, засаженной по обе стороны голубыми елями, затем кусок футбольного поля с воротами, а уже затем хозяйские постройки, плотно ютившиеся во внутренней части усадьбы.
Прошуршав шинами по асфальту, внедорожник подкатил ко вторым воротам, тотчас распахнувшимся. Вышедший охранник проводил «Лендровер» заинтересованным взглядом и, когда ворота задвинулись вновь, негромко произнес в рацию: