"В почве растения... питаются продуктами жизнедеятельности микробов. Все удобрения, которые мы вносим в почву, даже в усвояемой форме, все равно прежде поглощаются микрофлорой, и уже продукты жизнедеятельности микрофлоры питают наши сельскохозяйственные растения" /22/.
Несомненно, что и в среде высшего руководства страны, а не только среди ученых, были люди, которые с настороженностью относились к предложениям Лысенко, сменявшим друг друга, но не приносившим реальной пользы. Сейчас можно говорить с уверенностью, что недолюбливал Президента ВАСХНИЛ секретарь ЦК партии по идеологии Андрей Александрович Жданов, резко отрицательно относился к деятельности Лысенко руководитель Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Георгий Федорович Александров4. Серьезные шаги по исправлению сложившегося в советской биологии зажима генетики, начиная с 1943 года, пытался осуществить заведующий Отделом науки Управления пропаганды и агитации Центрального Комитета партии Сергей Георгиевич Суворов.
Была еще одна причина роста недоверия к Лысенко. Перед войной средства массовой информации постоянно восславляли не только самого Трофима Денисовича, но и его семью -- отца, братьев. Многие помнили письмо его родителей Сталину, опубликованное в "Правде" после награждения их сына Трофима в 1935 году первым орденом Ленина. В письме родители благодарили Сталина за то, что "жить стало лучше, жить стало веселей", за ту замечательную судьбу, которой одарила советская власть не одного Трофима, но и его братьев и сестер и самих родителей. Были в письме такие строки:
"Закончив институты, младшие работают сейчас инженерами: один -- на Уральской шахте, другой -- в Харьковском научном институте, а старший сын -- академик. Есть ли еще такая страна в мире, где сын бедного крестьянина стал бы академиком? Нет! ..." (24).
Перед самой войной один из номеров журнала "СССР на стройке" (затем называвшегося "Советский Союз") был практически целиком посвящен прославлению семьи Лысенко -- страницы журнала были заполнены фотографиями её членов (25). Рассказано было и о младшем брате Трофима, также ученом, металлурге по специальности. Жил он в Харькове, был заносчив и хвастлив, и многие знали, что с теми, кто был ему не симпатичен, он расправлялся самым простым способом -- писал на них "куда надо" доносы, после чего люди исчезали (26).
Этот братец и подложил Трофиму свинью. Когда фашистские войска подошли к Харькову, он не стал эвакуироваться, скрылся и вынырнул только после того, как фашисты захватили город, открыто перейдя на службу к ним. Брата великого Лысенко -- любимца Сталина и президента ВАСХНИЛ -- оккупанты приняли с почестями. Он был назначен бургомистром Харькова (27). Город несколько раз переходил из рук в руки, и каждый раз фашисты увозили с собой младшего Лысенко, а затем, возвращаясь, водворяли бургомистра на прежнее место. После войны он так и исчез из России, оказался в США (28).
По теперешним законам брат за брата не ответчик. Сегодня -- и по-человечески, и формально -- Лысенко мог бы не беспокоиться о возможности наказания за действия своего родственника. Но в сталинские времена был даже юридический термин "член семьи врага народа". Таких людей сажали и ссылали наравне с осужденными5. Поэтому можно представить то щекотливое положение, в какое поставил Президента ВАСХНИЛ его брат.
В конце 1944 года ведущую роль в попытках показать руководству страны, что позиции Лысенко вошли в противоречие с мировой наукой, что авторитет Советского Союза страдает на мировой арене из-за распространения сведений о том, что партийные лидеры страны безоговорочно поддерживают Лысенко и плохо относятся к генетикам, стал играть профессор Тимирязевской сельскохозяйственной Академии А.Р.Жебрак.
Антон Романович Жебрак (1901 года рождения) не был рядовым исследователем. Коммунист с 1918 года, участник Гражданской войны он окончил не только Тимирязевскую сельскохозяйственную академию в 1925 году, но и Институт красной профессуры в 1929 году. Он заинтересовался генетикой и был командирован для более углубленной специализации в США, где работал в Колумбийском университете в лаборатории профессора Лесли Данна (в СССР его фамилию писали Дэнн), соавтора самого известного послевоенного учебника по генетике Синнота и Дэнна, и в Калифорнийском технологическом институте у основателя хромосомной теории наследственности Томаса Моргана (в 1930-1931 годах). Возвратившись на родину, Антон Романович стал профессором кафедры генетики и селекции Академии социалистического земледелия (1931-1936 г. г.), а с 1934 года, оставаясь профессором этой Академии, возглавил аналогичную кафедру в Тимирязевской академии. Спокойный и рассудительный человек, не блиставший талантами оратора, да и вообще немногословный, он брал не жестикуляцией и артикуляцией, а солидностью и основательностью. От всей его фигуры -- коренастого крепыша чуть ниже среднего роста, круглоголового, с пышной шевелюрой -- веяло силой и трезвым умом. Родился он в Белоруссии, не был так ярок и блистателен, как Серебровский, не лез в теоретики, как Дубинин, был и попроще и одновременно -- особенно в глазах партийных боссов -- поосновательнее, чем все эти видные фигуры в стане генетиков. И работал он не с дрозофилой, а с пшеницей, успехи его в этом плане были заметными. Он поддерживал генетиков и в 1936 году, и в 1939-м, может быть, не так напористо, как кое-кто из его коллег, но принципиально и твердо. Недаром Пре Выступления Жебрака в стане генетиков не мешали неторопливому Антону Романовичу идти вверх: в 1940 году его избрали академиком Белорусской АН. В марте 1945 года он был послан в Софию в качестве представителя Белоруссии на Всеславянском Соборе, в мае он побывал в Сан-Франциско и среди других учредителей Организации Объединенных Наций поставил свою подпись под уставом ООН и декларацией о начале ее деятельности. Таким образом, вес неодобрительного высказывания Жебрака в адрес Лысенко был достаточно большим.