Теперь, находясь в Вене, у Али были две задачи — продолжать углублять свои знаниями по медицине и выполнять указания Эмиля по скупке предметов искусства с целью дальнейшей продажи в нужный момент, чтобы пополнить казну движения. Где находились средства — никто толком не знал, но Эмиль был богат и мог позволить многое — охрану, дворец под Парижем и щедрые расходы на своих соратников, которые были бы способны умело распоряжаться выделяемыми средствами и удвоить их.
Для приобретения картин Али стал крутиться в богемной среде, и тут к нему на подмогу пришли знакомые отца. Последний в Баку был в приятельских отношениях с другим нефтепромышленником, евреем Абрамом Нуссимбаумом, через которого Эмиль вышел на известного венского банкира Фердинанда Блох-Бауэра. В доме этого еврейского финансиста и производителя сахара Али познакомился с известным художником Густавом Климтом, а тот ввел его в общество венских сецессионистов — представителей нового искусства, порвавших с традициями классики и консерватизма, которые господствовали в имперском Доме художников Вены. Так, по этой цепочке, Али был в нужном кругу и готов был щедро финансировать художников, которые имели проблемы со сбытом своих творений. К Густаву Климту, к тому времени обретшему славу, как представителю и лидеру сецессионистов, это не относилось, но были многие другие молодые художники, нуждавшиеся в деньгах.
— Изобразительное искусство должно изображать идею или настроение, — говорил Климт Али в доме у Фердинанда Блоха-Бауэра, куда он стал часто наведываться. Они сидели в большой гостиной в присутствии дочери венского магната Адель и еще нескольких гостей. — Весь девятнадцатый век импрессионисты боролись в Париже с консерватизмом Академии изящных искусств. Они выиграли и открыли дорогу новому искусству. У нас в Вене мы проходим схожий путь, преодолевая все тот же тупой консерватизм Дома художников.
— Вас обвиняют в чрезмерности… ваше изображение женского тела полно…, — отметил один из гостей.
— Эротики… надо называть вещи своими именами, — Климт в этот момент поглядел нежно на Адель, и та ответила таким же взглядом. — Женское тело — прекрасно и достойно откровенного и чувственного изображения. Посмотрите на античное искусство. Оно изображала богинь голыми, пока не пришло христианство и не наступил век мракобесия. Мы живем в переломное время и надо ломать…
Али особого участия в дискуссиях не принимал, хотя неплохо разбирался в изобразительном искусстве. Влюбленный в европейскую культуру, он провел немало времени в галереях Парижа, и по этой причине Эмиль поручил ему заняться скупкой предметов искусства. Его молчание диктовалось необходимостью избегать столкновения с художниками — Али нужна была дружба с ними, а не творческий диспут.
Одна из гостей, молодая девушка, представившаяся Фрейдой Херцбергом, обратила внимание на Али и прямо спросила:
— Чем вас привлекает изобразительное искусство?
— Я — врач… Изучаю нутро человека… А искусство… — Али лихорадочно думал, как бы соригинальничать, — а искусство его изображает… внешне…
— Вы — врач, говорите про нутро… Уж не психоаналитик ли вы?
Али чуть не подпрыгнул на месте: — Совершенно верно! Я как раз-таки приехал в Вену попрактиковаться у Фрейда.
— Вы — еврей?
— Нет, — несколько изумленно ответил Али. — Почему я должен быть евреем? Насколько я знаю, здесь, в этом кругу, сидят не только евреи…
— Все психоаналитики — евреи…