Несколько гостей сделали попытку пошутить на эту тему. Хозяин же был несколько удивлен решительностью Барроуза. Тот всегда был за строгую партийную дисциплину.
— Теперь уже не время ждать и смотреть, как либералы протащат народный бюджет, а потом и суфражизм, а потом что-то еще, — говорил Барроуз.
На следующий день Барроуз вызвал к себе сына Реймонда и сказал возбужденно:
— Я тут сорвался, кажется. Выступил против Бальфура. Не знаю — прав ли я или нет. Но… думаю, что мне стоит попробовать…
— Что?
Артур Барроуз после небольшой паузы сказал:
— Стать лидером партии. Вместо Бальфура.
Реймонд был удивлен: — Отец, на тебя это как-то непохоже…
— Ты хочешь сказать, что я недостоин этого… я не смогу… Что на меня непохоже? — несколько раздраженно спросил Артур.
— Я думаю, что ты этого давно достоин. Вот только правильно ли выбран момент?
— Когда? Когда Бальфур проиграет… Тогда будет поздно. Либералы могут протащить сейчас все, что хотят. Хорошо, что есть Палата лордов, где мы сможем блокировать безумные идеи либералов.
— Тебе видней, отец. Конечно, мы тебя поддержим и поможем чем сможем.
Артур Барроуз несколько успокоился и сказал спокойно:
— Звучит это, конечно, не по-джентльменски. Надо собрать материал на Бальфура и дать какому-нибудь журналисту. В «Телеграфе» была статья про него. Может, стоит с этим же журналистом и развить эту тему.
Реймонд удивился еще больше:
— М-да, отец, на тебя это нисколько не похоже…
— Я знаю. Ты читал статью в «Дейли Миррор» про меня?
— Я не очень-то читаю эту газету…
— Я тоже. Меня критикуют за анти-суфражисткие взгляды. Материал собран основательно — журналист хорошо поработал. Впрочем, я не скрываю своих взглядов на этот счет. Но надо отдать должное журналисту — он сделал свою работу хорошо.
— Мне теперь понятно…
— Понятно — так действуй!
— Хорошо. У меня к тебе тоже есть просьба. Вернее, от нашего французского друга Андре Дешампа. Как бы тебе сказать…
— Скажи, как есть.
— Это тоже касается компромата.
— Да? — заинтересовался Артур Барроуз. — В отношении кого?
— Это касается Германии. Ему стало известно о… содомии… во дворце кайзера Вильгельма. Он хочет полностью расследовать этот вопрос.
— Господи! Насколько это серьезно? Это бомба! А что я могу сделать?
— Фридрих фон Хольштейн — эта важная фигура во внешней политике Германии.
— Конечно, знаю я его. Это один из немногих политиков, с кем мы можем говорить.
— Так вот, есть сведения, что адъютант кайзера генерал-лейтенант Куно фон Мольтке имеет сексуальные связи с мужчинами, в том числе и с близким другом кайзера Филиппом Эйленбургом, который…
— …враждует с Фридрихом фон Хольштейном, — завершил Артур Барроуз. — Да… это что-то!
Наступила пауза. Реймонд дал время, чтобы отец подумал.
— Что ты думаешь на этот счет?
— Я думаю, что надо действовать, черт побери! Есть ли материал, который мы могли бы передать Хольштейну?
— Пока нет. Но в этом направлении ведется работа, как мне написал Дешамп. Кстати, если пошла такая бодяга… то может тебе известно… что Бальфур тоже…
— Что?! Что с ним?!
— Говорят, что он любитель острых ощущений, как, например, удовольствий от плеток и прочей ерунды. Тебе, наверно, известно, что, несмотря на его статус холостяка, у него давние отношения с Мэри Чартерис.
— Госпожа Чартерис или леди Эльчо. Её знаю — она возглавляет клуб под названием «Души». Я там был пару раз — милая группа людей, но сейчас они все реже и реже собираются. Но я не знал, что у него такие извращенные вкусы.
— Так говорят, это не подтверждено, но, может, стоит покопать глубже.
Артур Барроуз вздохнул:
— Сынок, это все не совсем по мне. Поверь, в наш век информации, газет и журналов, когда вкусы общества формируется не за счет устоявшихся веками традиций, а стремительно изменяющихся отношений под влиянием технологий и массового общественного разврата… да-да… разврата, нам, похоже, придется играть в эти игры.
— Меня не надо особенно убеждать.
Вена
Али в то утро встал и посмотрел на застуженную морозом улицу, по которой брели несколько рабочих, один из которых нес перед собой тележку с инструментами. Иногда бывают дни, когда не хочешь работать, подумал Али, даже не хочешь выходить на улицу. Он себе мог позволить такую роскошь — остаться дома и пить чай. Однако большинство людей этого сделать не могут — он посмотрел на чернорабочих на венской улице и в голове всплыла картина Эдварда Мунка «Крик». Новое искусство рождено самим временем, подумал Али.