— Нет, честно, пока не в курсе… Я слышал про Мисси и видел ее пару раз в разных салонах. Значит, у них роман? О, богема! Как она привлекательна и… развратна.
— Развратна? Почему? Разве любить женщин — это разврат? Кто установил границы сексуальности?
— Господи, Тейра! Неужели ты тоже заразилась сапфизмом?
— Скорее, устала от мужчин…
Тейра резко вышла из комнаты и последовала в гримерную к Колетт. Последняя уже станцевала свой номер и отдыхала на диване с бокалом вина. Тейра зашла и плюхнулась рядом на диван.
— У тебя будет свой номер, — сухо сказала Тейра.
Колетт устало посмотрела на нее:
— Вроде у меня есть свой номер…
— Ты не понимаешь, я имею в виду главный номер. Ты будешь гвоздем новой программы.
— Здорово! Кто тебе сказал?
— Один наш общий друг…
Тейра вдруг потянулась и поцеловала Колетт. Та не сопротивлялась.
— М-да… ты мне нравишься, — произнесла Тейра, — но женщины все же не мое.
Они молча сидели несколько минут рядом друг с другом.
— Давай еще попробуем, — сказала тихо Тейра и стала страстно целовать Колетт. Та ответила взаимностью.
— Матильда лучше целуется? — спросила Тейра.
— Ей это нравится. Тебе — нет.
— Да, пока может непривычно.
— Ты знаешь, у Матильды задумки насчет поцелуя…
— Интересно!
— На сцене…
— На сцене? Вы с ума сошли!
— А я сейчас подумала… коль скоро я стану звездой очередной программы «Мулен Ружа», то почему бы и нет.
— Да вас растерзают…
— Хочешь вино?
Колет прошла к маленькому столику, где лежала бутылка розового вина и налила бокал для Тейры. Прошла еще некоторое время, пока не заговорила Тейра:
— Да, идея — сумасшедшая, но, может, кто-то должен начать это и быть первым. Наш друг… я интуитивно чувствую, поддержит это.
— А чем все же он занимается? Он, видно, богат. У тебя с ним серьезно?
— Я танцовщица кабаре и этим все сказано… Тебе удачи, — вдруг сказала Тейра и резко вышла из комнаты.
Обратно в своей гримерной она уже никого не нашла.
В поисках следов Лемера Роджер решил порасспросить обо всех необычных случаях, происшедших во Франции и связанных с летательными аппаратами или другими технологическими изобретениями, о которых он мог не знать. Для этого он решил встретиться с журналистом из «Ле Матена», известным в парижских кругах еще и как автогонщик, Жаном дю Тейом. С Жаном дю Тейем Роджер тесно общался также на тему преступлений в Конго. Это был журналист вхожий во многие круги.
Они сели в кафе с видом на Сену и на Собор Парижской Богоматери и вначале поговорили о последних политических новостях.
— Наверное, вы знаете любопытные случаи? — спросил Роджер. — Я знаю, что в Париже каждый день случаются любопытные вещи. Но мне хотелось бы знать что-то более удивительное. Может, из криминала… По долгу службы мы пишем не только о политике. Я собираю газетные вырезки о нашумевших процессах. Есть иногда вещи, которые проходят мимо внимания прессы… Мне, например, очень интересны изобретения. Есть ли у вас на памяти какое-нибудь необычное дело, оставшееся неизвестным широкой публике?
Жан дю Тей пожал плечами:
— Я, конечно, веду записи о некоторых историях с тем, чтобы потом, может, к ним вернуться и написать что-то интересное. Но необычного ничего нет — истории, которыми я занимался, освещались в газетах, и вы, безусловно, читали о них…
— Вы знаете, что произошло с Гертрудой? Ее ограбили…
— О боже! Полиции, надеюсь, сообщили?
— Да…
— Ограблений в Париже много. Вряд ли они найдут воров. И что им понадобилась у студентки?..
— В том то и дело, что можно найти у студентки?
— Неужели… что-то связанное с ее общественной деятельностью? — с оживленным интересом спросил Жан дю Тей. — Мне на ум приходит вопрос Конго.
— На первый взгляд, я тоже так подумал.
Журналист вдруг внимательно стал смотреть на подошедшего официанта. Пока тот обслуживал, он молчал. Наконец, он спросил:
— Неужели дело рук короля Леопольда?
— А чем его может заинтересовать студентка? Материалы по Конго уже широко освещаются в печати, отчасти благодаря вам. Это дело дальше раскручивают британские газеты и мой коллега Роджер Кейсмен.