— Я как понимаю, вы поддерживаете исследования в области радиации?
— Радиации? — вмешался Поль Ланжевен. — Это очень банальное определение. Мы говорим о более масштабных вещах. Исследования в области радиоактивных элементах — это область, которая может произвести революцию в современной науке.
— Несомненно, — вставил Эмиль Рум. — Отсюда и исходит решение о присуждении Нобелевской премии. Поэтому я поддерживаю эти исследования, — добавил он, взглянув на Роджера.
— Мир может серьезно измениться, — тихо проговорила Мария Кюри. — Это наше будущее, и я благодарна всем за ту помощь, которую все оказывали моему покойному мужу и теперь мне…
Наступило небольшое молчание. Наверно, все вспомнили трагическую гибель мужа Марии Кюри.
— Десерт, — все также тихо проговорила Мария и что-то на польском языке сказала своей гувернантке. — Для меня важно, чтобы мои дети говорили на польском, — продолжила она. — Поэтому я пригласила гувернантку из Польши. И у нас будет, кстати, польский десерт — хворост.
— Прекрасно, — отметил Эмиль Рум.
— Мой муж не любил никаких общественных мероприятий и вечеров. Так что редко у нас были гости, и мы сами изредка выходили куда-либо.
— Я думаю, его дух только возрадуется нашему пребыванию здесь, — сказал Эмиль. — По крайней мере, он видит, что мы вас не оставляем одну.
Наступило опять молчание, которое прервал Роджер:
— Если позволите, я хотел бы в этом научном кругу задать не совсем научный вопрос: как академические круги относятся к вопросу возможного существования… духов…
— О, — фыркнул Жан Перрен. — Вопрос неуместен, как вы отметили, в научных кругах. Наука не тратит сил и энергии на изучение этого вопроса. Это проблема веры.
— Пьер верил в духов, — тихо промолвила Мария Кюри.
Тут опять возникло молчание, которое нарушил Роджер.
— Вы слышали о библиотеке независимого искусства? Она находится на…
— … Шоссе д’Антин, 11, — завершил Эмиль Рум, широко улыбаясь.
— Гм… вы знаете это место?
— Очень хорошо. Я там был много раз…
Жан Перрен покачал головой неодобрительно. Мария Кюри продолжала:
— Наши исследования на самом деле показывают, что мы все еще очень мало знаем об окружающей среде.
— И все же наука никак пока не пересекается с потусторонним, Мария, — нежно сказал Жан Перрен. — Нет ничего вокруг нас, что бы указывало на существование бога. Все вполне объяснимо или, по крайней мере, когда-нибудь будет раскрыто наукой. Долгое время мы верили в божественное происхождение человека, но Дарвин вполне убедительно доказал нашу связь с обезьяной. И эта, хоть и разумная обезьяна продолжает есть, плодиться, убивать вполне по естественным законам окружающего мира. А в нашем мире физике вообще нет места для божественного.
— Много раз, — спокойно продолжала Мария Кюри, — я и Пьер присутствовали на сеансе известного медиума Эвсапии Палладино. Эта удивительная женщина демонстрировала чудеса…
— Например?
— Однажды она сидела на стуле, ее руки держали крепко я и Пьер, в то время как наш хороший друг, ученый Шарль Рише… там всколыхнулась занавеска, и он через занавеску пожал… руку… Эвсапии… Он четко почувствовал кисть руки…
— Гипноз? — Жан Перрен посмотрел на окружающих. — Многих медиумов уличали в мошенничестве. Они мастера на всякие трюки…
— Я чувствую, что иногда Пьер навещает меня… — перебила Перрена Мария Кюри.
Воцарилась гробовая тишина. Никто не хотел спорить с великой женщиной-ученой, лауреатом Нобелевской премии, которая год назад потеряла мужа.
Поль Ланжевен подошел к Марии Кюри и слегка погладил ее по плечу.
— Пьер всегда с нами, — сказал он.
После завершения ужина Роджер, улучив минуту, подошел к Эмилю Руму и попросил его ввести в круг салона-библиотеки независимого искусства, на что тот, несколько удивившись, все же согласился.
Париж горел огнями, освещая путь идущим домой Роджеру и Гертруде. Роджер крепко держал ее за руку, так что она через некоторое время почувствовала дискомфорт.
— Мне немного больно, — сказала Гертруда.
Роджер остановился и неожиданно обнял на улице Гертруду.
— Что ты, Роджер! Неприлично, мы на улице.
Роджер посмотрел ей в глаза и поцеловал ее.
— Ну, полно тебе…
— Я тебя люблю!
— Дорогой, на нас смотрят.
— Извини… но я боюсь потерять тебя!
— Господи, что ты такое говоришь!
Они продолжили прогулку.
— Что тебя тревожит? — спросила Гертруда.
— Много чего…
— Это Мария Кюри навеяла на тебя такое настроение?