Но и этот мальчик казался интересным, и, возможно, он мог бы показать Шасе моторный отсек траулера. Шаса оглянулся на завод. Мать не следила за ним, и он вознамерился проявить великодушие.
– Привет!
Он улыбнулся, сделав рукой царственный жест. Его дед, сэр Гаррик Кортни, самый важный мужчина в жизни Шасы, всегда убеждал его: «По праву рождения ты занимаешь высокое положение в обществе. Это не только дает тебе преимущества и привилегии, но и возлагает на тебя обязанности. Настоящий джентльмен всегда вежлив и любезен с теми, кто ниже его по статусу, будь то черные или белые, молодые или старые, мужчины или женщины».
– Я Кортни, – сообщил Шаса. – Шаса Кортни. Мой дед – сэр Гаррик Кортни, а мать – миссис Сантэн де Тири-Кортни.
Он ожидал выражения почтения, обычно вызываемого этими именами, но, когда ничего такого не заметил, продолжил, несколько сбившись:
– А тебя как зовут?
– Меня зовут Манфред, – ответил мальчик на африкаансе и слегка вскинул густые черные брови над янтарными глазами.
Брови были настолько темнее его светлых волос, что казались покрашенными.
– Манфред де ла Рей, и мои дед, и мой двоюродный дедушка, и мой отец – тоже де ла Реи, и они всегда выбивали дух из англичан, если с ними встречались.
Шаса покраснел при этой неожиданной атаке и уже собирался повернуть назад, когда заметил старика, склонившегося к окну рулевой рубки и наблюдавшего за ними, и двух цветных матросов, что вышли из носового кубрика. Теперь он не мог отступить.
– Мы, англичане, победили в войне и в четырнадцатом году разгромили бунтовщиков, – огрызнулся он.
– «Мы!» – повторил Манфред и повернулся к зрителям. – Этот маленький надушенный джентльмен выиграл войну!
Матросы одобрительно загоготали.
– Понюхайте его, – продолжал Манфред, – его бы следовало назвать Лили – Лили, надушенный солдатик!
Манфред повернулся к Шасе спиной, и только теперь Шаса сообразил, что мальчик выше его на добрый дюйм, а руки у него пугающе мускулистые и загорелые.
– Так ты англичанин, Лили, да? Тогда ты должен жить в Лондоне, ведь так, сладкий Лили?
Шаса никак не ожидал, что бедный белый мальчик окажется таким красноречивым, а его остроумие – настолько язвительным. Обычно в любом разговоре главенствовал Шаса.
– Конечно я англичанин, – рассерженно подтвердил он, ища достаточно находчивый ответ, который положил бы конец обмену репликами и позволил бы ему с честью выйти из ситуации, над которой он быстро терял контроль.
– Значит, ты должен жить в Лондоне, – настаивал Манфред.
– Я живу в Кейптауне.
– Ха! – Манфред повернулся к зрителям, число которых уже увеличилось.
Темный Хендрик сошел со своего траулера на причал, а вся команда собралась у поручней.
– Так вот почему их называют soutpiel! – громко произнес Манфред.
Матросы захохотали, услышав это грубое выражение. Манфред никогда не произнес бы таких выражений в присутствии отца. Это означало «соленый хрен», и Шаса покраснел и инстинктивно сжал кулаки при оскорблении.
– Soutpiel стоит одной ногой в Лондоне, а другой в Кейптауне, – с удовольствием пояснил Манфред. – А его мотня болтается посреди старого соленого Атлантического океана.
– Ты возьмешь свои слова обратно!
От гнева Шаса не мог найти достойного ответа. С ним еще никогда ни один из низших не разговаривал подобным образом.
– Взять обратно – ты имеешь в виду вроде того, как ты оттягиваешь назад свою соленую крайнюю плоть? Ну, когда ты развлекаешься? Ты это хотел сказать? – спросил Манфред.
Аплодисменты команды сделали его безрассудным, и он подошел ближе к мальчику, стоявшему высоко на причале, оказавшись прямо под ним.
Шаса прыгнул на него без предупреждения, Манфред не ожидал этого так скоро. Он предполагал обменяться еще несколькими оскорблениями, прежде чем они реально столкнутся.
Шаса упал с высоты в шесть футов и ударил по Манфреду всем весом своего тела и своей ярости. Воздух с шипением вылетел из легких Манфреда, и мальчики полетели прямо в трясину мертвой рыбы.
Они перекатились в сторону, и тут Шаса потрясенно почувствовал силу другого мальчика. Его руки были твердыми как бревна, а пальцы казались железными крюками мясника, когда они впились в лицо Шасе. Лишь внезапность и то, что Манфред на миг задохнулся, спасло Шасу от мгновенного унижения, и он запоздало вспомнил наставления своего тренера по боксу Джока Мёрфи.