Они неплохо перекусили жареной говядиной из банок и корабельными галетами; когда-то они ненавидели эту еду за ее однообразие, но теперь она казалась им восхитительной и вызывала воспоминания, и прошлые тяжелые дни спустя много лет виделись привлекательными.
После еды они разобрали упряжь, обувь и одежду, отбрасывая то, что повредили насекомые и грызуны, а также то, что пересохло, уподобившись пергаменту. А затем принялись за ремонт и чистку, промасливая все, что в этом нуждалось. Наконец для каждого было готово снаряжение и оружие.
Пока они работали, Лотар думал о том, что в пустыне разбросаны десятки подобных тайников, а на севере, где находилась секретная береговая база, с которой он снабжал горючим и всем необходимым немецкие подводные лодки, должны до сих пор лежать ценные вещи на тысячи фунтов. До этого момента ему и в голову не приходило забрать все для себя – почему-то это всегда казалось принадлежащим патриотам.
Лотар ощутил укол соблазна. «Возможно, если я возьму напрокат лодку в Уолфише и отправлюсь вверх вдоль побережья…»
Но тут с внезапно охватившим его ознобом Лотар вспомнил, что ему никогда больше не увидеть Уолфиш-Бей или эту землю. Они не смогут вернуться после того, что сделают.
Он вскочил и быстрым шагом направился ко входу в каменное укрытие. Когда он смотрел на серовато-коричневую, обожженную солнцем равнину с разбросанными по ней акациями, его вдруг охватило предчувствие ужасных страданий и несчастий.
«Смогу ли я когда-нибудь быть счастливым где-то еще? – думал он. – Вдали от этой суровой и прекрасной земли?»
Его решимость поколебалась. Он обернулся и увидел Манфреда, с тревожным видом наблюдавшего за ним. «Смогу ли я сделать это ради моего сына? Могу ли обречь его на жизнь в изгнании?»
Лотар с усилием отбросил сомнения, встряхнувшись, словно конь, отгоняющий жалящих мух, и подозвал Манфреда. Он увел сына в сторону от укрытия, а когда они оказались достаточно далеко от остальных, рассказал ему, что ждет их впереди, говоря с Манфредом как с равным.
– Все, ради чего мы трудились, было украдено у нас, Мани, не в глазах закона, а в глазах Бога и естественной справедливости. Библия дает нам право на возмещение ущерба, если нас обманули или обокрали. Око за око, зуб за зуб. Мы вернем себе то, что у нас украли. Но, Мани, английский закон будет смотреть на нас как на преступников. Нам придется бежать, бежать и прятаться, а они начнут на нас охотиться, как на диких зверей. Мы сможем выжить лишь благодаря нашей храбрости и уму.
Манфред слегка пошевелился, глядя на отца сияющими страстными глазами. Все это звучало романтично и волнующе, и он гордился доверием отца, который обсуждал с ним такие взрослые вопросы.
– Мы отправимся на север. Там в Таганьике, Ньясаленде и Кении есть хорошие земли для фермерства. Многие из наших фолкеров уже перебрались туда. Конечно, нам придется сменить имена, и мы никогда не сможем сюда вернуться, но мы построим новую жизнь в новой стране.
– Никогда не вернемся? – Выражение лица Манфреда изменилось. – Но как же Сара?
Лотар пропустил мимо ушей этот вопрос.
– Возможно, мы купим отличную кофейную плантацию в Ньясаленде или на одном из нижних склонов Килиманджаро. Там в долинах Серенгети до сих пор бродят огромные стада диких животных, и мы будем фермерами и охотниками.
Манфред слушал, но теперь он не радовался. Разве он мог возразить? Разве он мог сказать: «Папа, я не хочу уезжать в другую страну. Я хочу остаться здесь»?
Он долго лежал без сна, когда остальные уже храпели, а костер догорел, оставив после себя лишь красные угольки, и думал о Саре, вспоминая ее бледное личико, залитое слезами, и теплое маленькое тело под одеялом рядом с ним. «Она единственный друг, который у меня когда-либо был».
К реальности Манфреда вернул странный, тревожный звук. Он донесся из долины под ними, но казалось, что расстояние ничуть не смягчило гудевшей в нем ярости.
Его отец негромко кашлянул и сел, сбросив одеяло. Жуткий звук повторился, все нарастая и нарастая, а потом затих, превратившись в низкое рычание.
– Что это, папа?
У Манфреда побежали по коже мурашки, а волоски на затылке встали дыбом, словно он коснулся крапивы.
– Говорят, что даже храбрейший из людей пугается, когда впервые слышит этот звук, – тихо ответил ему отец. – Это охотничий рык голодного льва Калахари, сынок.
На рассвете, когда они спустились с холма и выбрались в долину, Лотар, шедший впереди, внезапно остановился и кивком подозвал Манфреда.