– Нет никаких особенных дней, – сказал он Манфреду. – Мы учимся каждый день. Мускулы не делают человека сильным. – Он постучал себя по голове. – Вот что дает человеку силу. Доставай книги!
Манфред покосился на да Сильву, ожидая сочувствия, но знал, что спорить бессмысленно.
– Бери штурвал. – Лотар передал его старику, а сам сел рядом с сыном за маленький штурманский стол. – Не арифметика. – Он покачал головой. – Сегодня английский.
– Ненавижу английский! – с жаром воскликнул Манфред. – Ненавижу английский и ненавижу англичан!
Лотар кивнул.
– Да, – согласился он. – Англичане – наши враги. Они всегда были и всегда останутся нашими врагами. Поэтому мы должны овладеть их оружием. Поэтому мы учим этот язык – чтобы, когда придет время, мы смогли использовать его в схватке с ними.
Он впервые за этот день заговорил на английском. Манфред начал было отвечать на африкаансе, диалекте голландского языка, распространенном в Южной Африке, который признали отдельным языком и приняли как официальный язык Южно-Африканского Союза только в 1918 году, более чем за год до рождения Манфреда. Лотар вскинул руку, останавливая сына.
– На английском, – предупредил он. – Говори только на английском.
Примерно час они работали вместе, читая вслух Библию короля Якова, потом выпуск «Кейп таймс» двухмесячной давности, а потом Лотар устроил диктант на целую страницу. Чужой язык заставлял Манфреда ерзать, хмуриться и грызть карандаш, пока наконец у него не лопнуло терпение.
– Расскажи мне о дедушке и о клятве! – подольстился он к отцу.
Лотар усмехнулся:
– Ты хитрая маленькая обезьянка, да? Что угодно, лишь бы не трудиться!
– Пожалуйста, па…
– Я тебе уже сто раз рассказывал.
– Расскажи еще раз. Сегодня особенный день.
Лотар посмотрел в окно рубки на драгоценный серебряный груз. Мальчик был прав: это действительно особенный день. Сегодня он освободится от долгов после нескольких тяжелых лет.
– Хорошо. – Он кивнул. – Я расскажу тебе еще раз, только на английском.
Манфред восторженно захлопнул учебник и наклонился над столом; его янтарные глаза сияли предвкушением.
История великого восстания повторялась так часто, что Манфред знал ее наизусть и даже поправлял все отклонения от оригинала или останавливал отца, когда тот пропускал какие-то подробности.
– Что ж, – начал Лотар. – Когда вероломный английский король Георг Пятый в тысяча девятьсот четырнадцатом году объявил войну немецкому кайзеру Вильгельму, твой дед и я знали, в чем состоит наш долг. Мы поцеловали на прощание твою бабушку…
– Какого цвета были волосы у бабушки? – уточнил Манфред.
– Она была прекрасной знатной дамой, немкой, и ее волосы были цвета зрелой пшеницы на солнце.
– Прямо как у меня, – подсказал Манфред.
– Как у тебя, – улыбнулся Лотар. – И мы с твоим дедом поскакали на боевых конях, чтобы присоединиться к старому генералу Марицу и его шестистам героям на берегу Оранжевой реки, где он готовился выступить против старого Слима Янни Смэтса.
«Слим» на африкаансе означало человека хитрого или коварного, и Манфред энергично кивнул.
– Продолжай, па, продолжай!
Когда Лотар дошел до описания первого сражения, в котором отряды Янни Смэтса разгромили повстанцев с помощью пулеметов и артиллерии, глаза мальчика затуманились печалью.
– Но вы сражались как демоны, правда, па?
– Мы сражались как безумные, но их было слишком много, к тому же у них имелись большие пушки и пулеметы. Потом твоего дедушку ранили в живот, я посадил его на свою лошадь и увез с поля боя.
Когда Лотар сказал это, на глазах мальчика заблестели крупные слезы.
– Когда твой дед уже умирал, он дал мне старую черную Библию, из седельной сумки, на которой лежала его голова, и заставил меня поклясться на этой книге.
– Я знаю эту клятву! – воскликнул Манфред. – Позволь мне произнести ее.
– В чем заключалась клятва? – кивнул Лотар.
– Дедушка сказал: «Пообещай мне, сын мой, пообещай, положив руку на эту книгу, что война с англичанами никогда не закончится».