От этих занятий (трудно сказать, какое из них было более важным) Карсидара постоянно отвлекали приступы лютой ненависти к татарам. Он бы ни за что не справился со столь ответственной работой, если бы не камешек от серьги, вделанный в обручальное кольцо. Только с его помощью Карсидар мог рассосредотачивать своё внимание сразу между несколькими занятиями; оттуда же он черпал силы, когда начинал чувствовать усталость. Интересно, насколько возросло бы его могущество, будь камень побольше? Скажем, такой, как в перстне. Хотя Читрадрива утверждает, что не в размере дело…
Кстати о Читрадриве. Чего он медлит? Заснул на своей круче, что ли? Ведь татары уже здесь, рядом. Вокруг! Карсидар контролировал нёсшего ложную весть гонца, не давал ему сбиться с пути, умело направлял к ближайшей группе дозорных, ожидавших новостей из Киева. Видел из-за кустов, как они встретились; видел, как татары хладнокровно зарезали суздальца, точно ягнёнка. Вскоре после появления первого сигнального огня, в Киеве монотонно загудел тревожный многоголосый набат – это с холмов над Днепром заметили врага. А затем и слева, и справа потекло море вооружённых людей.
– Эй, Давид! – окликнул его Ипатий. – Ну что там? Скоро уже?
Замёрзшие «коновалы» недоумевают: почему тянет их предводитель, почему не командует, не дозволяет сцепиться с врагом? Для чего вообще они засели на этой проклятой косе? И как странно видеть, что татары идут мимо них, совершенно не замечая рядом с собой две сотни русичей.
Да сколько можно тянуть?!
…Читрадрива проверил, не видно ли из-под толстой овчины холодного сияния голубого камня, поправил рукавицы и перевёл взгляд на русло Днепра. Головной отряд татар шёл довольно узким потоком в направлении Подола. В серо-зелёном сумеречном свете студёного утра было неплохо видно, как побросав на ходу факела и схватившись за мечи, копья и луки, нападавшие подкатились к берегу. Отчаянные крики тех, кто наступил на острые якорцы, потонули в диком рёве остальных, и, затаптывая упавших, двигаясь вперёд по их извивающимся телам, неистовое татарское войско ударило в сомкнутые ряды русичей. Азартные вопли дерущихся, стук щитов, звон мечей и боевых секир, треск ломающихся копий, свист стрел заглушили все остальные звуки, один лишь густой набат натужными толчками вырывался из общего гама, вознося к небесам призыв о помощи.
Затем картина разворачивающегося сражения несколько изменилась. Вслед за головным татарским отрядом, который столкнулся с шеренгой русичей на набережной и штурмовал Подольский частокол, следовали новые группы. Они наступали гораздо более широким фронтом, обходя Киев с двух сторон. Правый фланг армады ударил по почти незащищённой Оболонской низине и, двигаясь вдоль русла Глыбочицы, пытался прорваться к Копыревому концу. Отряды левого фланга точно так же стремились преодолеть крутой подъём и охватить с юго-востока весь Новый Город.
Впрочем, для этого татарам нужно сначала смять войска обороняющихся, а это было легче сказать, чем сделать. Читрадрива видел, как бьётся угорская дружина, которую король Бэла прислал в распоряжение Данилы Романовича, едва прослышав о том, что в случае взятия Киева Бату намерен двинуть своё войско прямиком на его земли. Яростно сражались полки рязанцев, смолян, пинчан, волынян, киевские и вяземские тысячи… Но татар всё прибывало и прибывало, их бешеная масса неслась по днепровскому льду расширяющимся веером. Это уже никак не входило в план сражения, и Читрадрива отдал мысленную команду Карсидару…
– Бей их!!! – с громадным облегчением рявкнул Карсидар.
Теперь его задача значительно упростилась. Не нужно больше расслаблять внимание татар, отвлекая их от засады на Тугархановой косе и переправившихся им в тыл отрядов. Правда, пришлось тут же оградить «коновальскую двусотню» от тучи стрел и копий, но по сравнению с предыдущим, это было чуть ли не игрушечным делом.
Замёрзшие «коновалы» обрадовались возможности согреться. Послушные приказу, они ударили татарам в спину и мигом отступили, сомкнувшись плечом к плечу. В первую минуту враги опешили, но затем развернулись и набросились на самонадеянных глупцов, неосмотрительно устроивших засаду в столь неподходящем месте. К сожалению, снедаемый ненавистью к татарам Карсидар не мог как следует заняться плосколицыми без того, чтобы не выдать своего присутствия. Он лишь мог до некоторой степени защитить «коновалов» да время от времени осторожно парализовывать самых рьяных татарских воинов, пугать коней и верблюдов, которые неожиданно шарахались прочь, сминая ряды врага и внося сумятицу в переправу ордынского войска. Всё остальное внимание Карсидар сосредоточил на облаках, и обжигаюший лица ледяной ветер подул сильными порывами, сгоняя тяжёлые, чёрные, как сажа, тучи к переправе. Только бы Читрадрива удержал их…
«Коновалы» сражались героически, но их было всего две сотни против несметного количества татар. Кольцо русичей всё время уменьшалось, сжимаясь вокруг Карсидара, неподвижно замершего в центре. Хорошо ещё, что он защитил своих рубак от стрел и копий, не то их перебили бы в мгновение ока, как зайцев. Только что «коновалам» было холодно, теперь же горячий солёный пот заливал глаза, руки устали размахивать оружием, нанося и отражая удары, коленки подламывались. А татары всё наступали и наступали, перебирались через груды изувеченных тел соплеменников, падали поверх них, пронзённые стрелами и копьями, сражённые мечами… И казалось, этому аду не будет конца!
Силы русичей таяли. Вот осталось полторы сотни бойцов… вот уже не более ста… Как подрубленный дуб, рухнул наземь Ипатий… Заливаясь кровью, медленно осел Гнат… Неужели они все погибнут?!
– Держитесь! Ещё немного! – подбодрил «коновалов» Карсидар и послал обеспокоенную мысль Читрадриве: долго ли ещё биться?
…С вершины холма Читрадрива видел, как движение ордынцев застопорилось. Это было похоже на человека, который на бегу ступил в незаметную ямку и, споткнувшись, растянулся на земле.