У-уфф, хорошо. Пойду влачить любовь плачевной нашей крали, как Молчалину и положено.
Глава 2. Убей свои сны
Следующий день, как и ожидалось, озарило психозом.
"Как же я тебя ненавижу!" — каждый такой день начинался с признания. Городу и миру, urbi et orbi, всей отвратительной вселенной, центром которой была я, Ася.
Город и мир отвечали как умели: заполошным пением птиц, океанским ревом автомобильного прибоя вдали, обрывками мелодий из окон, детскими воплями со двора, немым нашествием весенних цветов и запахов. Моя ненависть настаивалась на городской весне, набирала крепость, вскипала в крови, заполняла мозг. Каждую секунду тело получало допинг от мириадов агентов чистой, беспримесной ненависти. Душа играла кровавыми бликами, словно подсвеченный изнутри рубин.
Это была не серая, траченная депрессией душонка изнасилованного жизнью лузера, — о, нет! — это была хищная, зоркая, всеядная тварь-позади-глаз, в клочки разрывающая реальность, переваривающая свою добычу в мгновение ока и извергающая в организм моря адреналина и кортизола. Организм в ответ пел от боевой ярости, будто клинок берсерка, и бесстрашно нес себя туда, куда указывал мозг — к холодильнику!
"Еда, еда, еда, едаедаеда!" — руки выбросили на пол пакеты с колбасой и сыром, вырвали из прохладных глубин кувшин со сливками… Потом медленно и торжественно вытянули похрустывающий пластиковый колпак с недоеденным тортом…
— Если бы я жила не здесь, ты был бы мне не нужен! — обвиняющее произнесла я прямо в пару глазированных вишен, глядящих на меня с самого большого куска. Вишни продолжали бесстыдно пялиться. — И нечего делать невинный вид!
Завтрак, как всегда, превратился в битву. Противник был уничтожен — пусть не в мгновение ока, но не дольше, чем в три. Три мгновения ока. И вот — тарелка пуста, вместилище торта разграблено, в кофеварке слой гущи — горькой, как привкус во рту… Пиррова победа.
Потому что наступило новое "как всегда". Знакомое всем победителям, завоевателям и покорителям. Бескрайнее "как всегда" рутины. Что там, за упоением битвы? Санитарные обозы, возня в кровавой грязи, переговоры с побежденными — та же возня в грязи… И скука, скука, скука.
Я посидела, отдуваясь, осоловелая, не готовая к новой рукопашной, к новому дню, к новому заплыву в повседневность — и пошла в комнату.
Отшвырнув юбки в сторону — сегодня тяжелый день — натянула брюки и джемпер. Сосредоточилась, аккуратно обхватила пальцами рукоять мизерикордии* (Узкий стилет для добивания раненых с трехгранным или четырехгранным лезвием — прим. авт.). Старая, тяжелая, налитая смертью вещь. Черная. Не блестит. Удобная. "Меня нельзя трогать безнаказанно", — подумала я и нежно улыбнулась, взвешивая оружие на ладони. — "Нельзя. Ася — это женщина-ассасин. Ассасина. Убийца".
Сборы были недолгими, профессиональными. Те, кому приходится являться на работу в девять, не может себе позволить раздолбайское, непрофессиональное утро. Опоздаешь — и бой пойдет не по твоим правилам, а по правилам противника. Моим противником в этом мире был мир.
В облицованную гранитом глотку метро вливалась блеклая толпа обреченных. Я прищурилась, прислушалась, пристроилась в хвост. Поезда внизу взревывают сыто, одобрительно. Давка.
Через куртку мне в бок тупо ткнулся ствол обреза. Я глянула, не поворачивая головы: пожилая мегера, топорщась целым арсеналом, с усилием моргнула белыми от злобы глазами. Лучше подвинуться. Такие ищут не победу, а жертву. И любят убивать громко, вульгарно. Но если быстро уйти в мертвую зону — решат, что ты часть ландшафта. Никогда не стоит тратить силы на людоедов. Надо просто не давать им шанса.
Некоторые не рыщут, а предпочитают устраивать засады: встанут посреди узкого тоннеля и стоят, перегородив бесценную тропу вялой тормозной тушей. Ждут, пока по ним нанесут первый удар. И уж тогда-то…
Опытные бойцы обходят засаду, не зацепившись. Кому нужны анонимные рукопашные, да еще ранним утром? Мало ли что днем случится… Нужно экономить силы. И не расслабляться, вывалившись из метро в самый красивый парк Города.
Сердце этого гнусного мира — зеленый душистый клочок у старинных стен, фальшивый оазис, окоп ароматерапии посреди поля битвы. Мертвец тот, кто доверился глазам своим и расслабился. Но не притормозить и не набрать полные легкие выхлопов — тоже расточительство. Я всегда замедляю шаг в парке. И на мосту. И в следующем парке — у ядовитой реки цвета нефти.