А мы, не обращая внимания на своих неудавшихся убийц, плыли в похолодавших воздушных потоках над уснувшей землей.
Головоломка сходится и одновременно расползается. Все шире, все многоцветней, все странней. И чем больше я знаю, тем больше я НЕ знаю. Все правильно. Все так, как и должно быть.
Под хлопанье драконьих крыл спроси себя: хочешь вернуться в прежнюю жизнь? Забыть все разгадки, закрыть все двери в зазеркалье, идти напролом, убивать не разобравшись, бегать от врагов, не доверять друзьям, на все упреки отвечать: я так живу и отвалите от меня? Не знаю. Может, и хочу. Но понимаю: уже не получится. Все дороги ведут только в одну сторону. И ни одно заклятье нельзя отменить. Даже самое пустяковое. А уж тем более такое, которое только кажется пустяковым...
Под нами, по гладкой поверхности озера, скользят две тени. Одна темная, почти невидимая на фоне затянутого облаками неба. Вторая - яркая-яркая, словно луна, спустившаяся ниже туч, чтобы полюбоваться на себя в озерную гладь.
Я всегда хотела сделать это! Резко снижаюсь и на бреющем полете прохожу над озером, окунув переднюю лапу в воду и взрезая свое отражение призрачно мерцающим когтем...
Глава 2. Зазеркалье оказалось до чертиков неуютным...
Совсем не сложно выяснить, КТО перед вами - или ЧТО. Человек или призрак. Или, в более широком смысле, реальность или глюк.
Я, уставившись на пустое пластиковое кресло на корме, надавила на правый глаз через нижнее веко. Глазное яблоко заныло, из-под уныло-голубого сиденья послушно вылезла прозрачная и мутноватая вторая кромка со второй парой ножек. Я перевела взор на Морехода и второй раз поднесла палец к лицу.
А он стоял передо мной с насмешливой миной, просоленный и выдубленный всеми ветрами своего моря - моря размером с галактику. Пряди волос, выбившиеся из хвоста на затылке, танцевали над головой Морехода, словно живые змеи. Почти совсем седые змеи. А колючая борода - почти черная. Зрачки его глаз были светлее радужки и отливали морской синевой. Хотела бы я, чтоб ты был настоящим, Мореход. Мне бы не помешал настоящий друг. Даже такой паршивый врун, как ты.
Я замерла с пальцем у самого века - со стороны могло показаться, что я, восхищенная видами Венеции, открывшимися по правому борту, внезапно решила выколоть себе правый глаз. Дабы не осквернять его менее прекрасными видами. Ну уж дудки, Венеция.
Теперь я знаю, зачем приехала сюда. Искать того, чего у меня никогда не было. А вернее, того, чего давно закаялась искать.
Есть женщины, прекрасно обходящиеся любовью без признака дружбы. И даже любовью-ненавистью. Говорят, что впечатления от нее ярче. Но меня-то именно яркость впечатлений и отпугивала. Ввязавшись в любовь-ненависть, я не знала, на каком свете нахожусь. Только что были вместе, делились всеми тайнами души и тела - и вдруг раз! - мы уже порознь, торгуем вразнос тайнами, которые удалось заполучить. Наслаждаемся пикантным вкусом предательства.
Поэтому в самое любвеобильное время жизни человеческой, лет в двадцать с хвостиком, я неожиданно (хотя для меня-то оно было вполне ожиданно!) утратила интерес к хороводу мужского внимания, лиц, тел, рук и надежд. Мне были не по вкусу специи под названием «ненависть» и «предательство», под которыми подавалось блюдо под названием «любовь». Причем повар ничего и слышать не хотел о том, чтобы сделать вкус блюда менее... ярким.
И еще я поняла, что для обретения такой любви, которая не драла бы огнем грудную клетку и не застывала бы свинцовым грузом на сердце, придется отыскать человека о двух душах. Нет, не двоедушного лгуна, а человека, в котором бы совмещалось несовместимое. Нежность - и сила. Мужество - и великодушие. Внимание - и терпимость. Эти качества, на один писательский чих соединявшиеся в персонаже, никак не желали встречаться в реальном человеке. Нежные обязательно оказывались слабаками. Мужественные - альфа-дебилами. Внимательные - занудами. А равнодушие к моим слабостям оборачивалось равнодушием ко всей к моей личности, целиком и без изъятья.
Природа, в отличие от искусства, никак не соглашалась упихать в одну мужскую натуру взаимоисключающие подходы к жизни. Трубадур и воин соединялись в одно целое, только если и тот, и другой - картонные, ненастоящие. Природа не хотела подыгрывать глупому женскому перфекционизму.
Я смирилась с тем, что я идеалистка. И с отсутствием идеала тоже смирилась. По-своему. Просто прекратила поиск Большой Любви. Но и обрести покой в гавани любви-ненависти не захотела.