Наш Мировой проспект ни разу не ремонтировался с момента его асфальтирования в начале восьмидесятых. Асфальт на нём за столько лет основательно износился, истощился и местами практически исчез. Он растрескался на куски, часть которых ушла под землю, а другая наоборот вылезла на поверхность, как наскакивающие друг на друга льдины при ледоходе. Дошло до того, что дорога вновь оголилась до булыжников, которые мы помнили с детства и были рады такой «встрече»: здравствуй, наша юность, здравствуй, век минувший! Вылезла и щебёнка, которой были рады меньше: она рвала обувь ничуть не хуже, чем делала это двадцать лет тому назад. Посередине дороги снова наметился гребень, ощерившийся на небо ломаными краями пластин разбитого асфальта. Автомобили об него уже не просто царапались брюхом, а прямо-таки распарывали себе животы и теряли на ходу важные узлы и детали. Прошлое вернулось.
Поперёк дороги в местах подземных ручьёв и канализационных труб образовались провалы и овраги, куда асфальт словно бы стекал чёрным бархатом. Их застилали досками, которые в дождь и при изморози становились ужасно скользкими, да и вообще быстро гнили, лопались и проваливались не только под автомобилями, но и под пешеходами. В гололёд или при снегопаде, в тёмное время суток эти проблемы усугублялись в разы. Это приводило к какому-то дикому травматизму, когда человека после небольшой прогулки по Мировому проспекту могли увезти в реанимацию или даже в морг. Врачи уже не удивлялись и не спрашивали, на каких фронтах его так отделали.
При новой власти – той самой, какой и названия не подыскать, но которая сама себя окрестила почему-то демократической, хотя при этом совершенно не тяготела интересоваться ни народом, ни его насущными проблемами, – наш Мировой проспект перестали освещать. Сказали, что это нужно для экономии электроэнергии, которая перестала быть государственной и страшно подорожала. Но эта экономия нам же, дуракам, нужна. В чьи карманы ушли результаты этой «экономии», мы так и не узнали, но явно не в наши.
При новой системе ценностей стало как-то неприлично заикаться, когда же, мол, отремонтируют дорогу, которая нужна всему городу. И которая всё меньше похожа на дорогу, а больше – на танковый полигон. Если такие вопросы кто-то особо наглый и задавал, то власть демонстрировала такое изумление и негодование, словно ей предлагают по меньше мере сменить сексуальную ориентацию или вовсе что-то непристойное. Поэтому вскоре у несчастного и всеми забытого обывателя пропало желание кого-либо из сильных мира сего о чём-либо теребить. Все стали ждать конца света… То есть, конца века и тысячелетия. Уж в новом веке всё само собой образуется и наладится. Само сочетание «новый век» стало синонимом прогресса, всего передового и лучшего. А что требовать от этих странных и страшных девяностых годов? Числа как числа: ни тебе нулей, ни какой-то интересной комбинации цифр. Конец века, венец отживающего, ветхого и никому уже не нужного прошлого.
А пока чапали по грязи. Грязь, надо заметить, ещё не самое страшное, что может быть на наших дорогах для пешеходов и водителей. Водители – это даже более несчастная категория обывателей, чем пешеход. Ну, поскользнётся пешеход, упадёт, забрызгается грязью. Эка невидаль! Велика ли трагедия? Особенно, в сравнении с трагедией русского народа в голодную годину Великой Октябрьской революции! Ведь всё познаётся в сравнении… А водитель может по такой дороге слететь куда-нибудь в канаву, нырнуть в овраг, так что и собирать будет нечего. Тем более что на свой подержанный автомобиль он копил несколько лет, а тут от него вмиг останутся руль да бампер.
Хуже всего становилось осенью. Наши ингерманландские осени сами знаете, какие дождливые и слякотные. Забываешь цвет неба, столько дней оно закрыто тучами и туманом. Ещё вчера буйствовала золотая пора листопада, а сегодня разверзлись хляби небесные, и твердь земная обратилась в желеобразную субстанцию. У нас же тут не Африка. У нас тут дожди, снегопады, оттепели, опять дожди, снова снегопады, сменяющиеся непременными оттепелями, отчего голая земля превращается в кашу, которая вскоре замерзает и вновь оттаивает. Это в тропиках по высохшей глине можно «рассекать» сколько угодно, а тут и вездеход на полколеса утонет в грязи, и нет гарантии, что выберется.