Выбрать главу

До сих пор все религии заставляли людей сосредоточивать свой разум на действиях. И навешивали ярлыки: это плохо, это хорошо, это вы должны делать, а это не должны. Я хочу расставить акценты абсолютно по-новому.

Действия не имеют ничего общего с понятиями «правильно» и «неправильно». Все определяете вы, ваша осознанность. Любое действие, совершаемое осознанно, может стать прекрасным; такое же действие, совершаемое неосознанно, может оказаться отвратительным. Пребывая в осознанности, в одной ситуации вы можете прервать какое-то действие, а в другой – продолжить его, сделать еще более весомым, вложить еще больше сил. Так, никакие действия, никакие эмоции не обладают неизменными качествами – все зависит от тысячи разных нюансов. Но ваша осознанность учитывает все, и вам не нужно ни о чем беспокоиться. Она подобна свету, в котором вы все вещи приобретают ясные очертания, и вы можете в этом убедиться.

* * *

Один монах, дзен-буддист, на протяжении всей своей жизни много раз попадал в тюрьму. Это был великий мастер, и у него были тысячи учеников. Даже судьи его любили и уважали. Они спрашивали его с мольбой:

– Почему ты поступаешь так странно? Мы не можем понять, это за пределами нашего разумения.

А он крал всякие мелочи у своих же учеников, и, естественно, это противоречило закону.

Судьи говорили:

– Определенно, за этим стоит что-то большее. Иначе зачем тебе красть одну туфлю – она бесполезна, ты не сможешь ее носить. А мы вынуждены посадить тебя на два месяца в тюрьму.

А мастер дзен всегда очень радовался, когда это слышал, и обычно говорил судьям:

– А не могли бы вы назначить мне срок побольше? Ведь в любом случае, когда я выйду, я опять это сделаю, и вам снова придется меня отправить в тюрьму. Так почему бы вам сразу не посадить меня на долгое время и тем самым избавиться от необходимости каждый раз заново арестовывать меня?

И только под конец его жизни, когда он умирал, ученики обратились к нему с вопросом:

– Позволь нам хотя бы теперь спросить, ведь иначе у нас больше не будет возможности узнать, почему ты крал все эти вещи – вещи, которые были тебе совсем не нужны. Мы всегда были готовы принести тебе все, что бы ты ни захотел, но ты никогда ничего не просил, никогда ничего не говорил.

Он засмеялся и сказал:

– На самом деле причина была в том, что мне хотелось как можно дольше оставаться в тюрьме. В ней сидят три тысячи человек, и среди этих трех тысяч я нашел больше невинных, естественных людей, чем можно найти на воле. К тому же на воле много мастеров, много религий, и они делают свое дело. А об этих бедных людях в тюрьме никто не заботится. Когда я там находился, я учил их медитации, я учил их, как быть осознанными – тюрьма превратилась в монастырь! Мы полностью ее изменили. Все заключенные теперь медитируют. И тюремный надзиратель ничего не может заметить, потому что они все делают осознанно. Они продолжают выполнять ту же самую работу, что и раньше: если кололи дрова, колют дрова, если разбивали камни, разбивают камни, если мостили дорогу, мостят дорогу. Они делают все то же, что и раньше, но совсем по-другому.

– И самый лучший монастырь из всех, которые я знаю, – сказал он, – это тюрьма, в которую меня постоянно отправляли, потому что там сидят люди, осужденные практически на всю жизнь – на двадцать лет, на тридцать. А это замечательная возможность: тридцать лет они могут спокойно медитировать без всяких помех со стороны внешнего мира. Где еще я мог найти таких людей? И я безмерно счастлив, потому что я оставляю после себя, в этой тюрьме, линию преемственности, которая будет сохраняться веками. Эта тюрьма всегда будет совершенно особой тюрьмой. Каждый, кто туда попадет, окажется вовлечен в медитацию, потому что там всегда будет кто-то из старожилов.

* * *

Итак, если взглянуть со стороны, тот, кто ворует, поступает плохо, а человек, который постоянно попадает в тюрьму, которого раз за разом приговаривают к заключению, – несомненно, преступник. Но если принять в расчет сознание этого человека и действия, которые проистекают из такого сознания, все выглядит совсем иначе.