Выбрать главу

Тут Том внезапно забыл о Лесе, и рассказ его, подпрыгивая, отправился вверх по течению молодой реки, мимо бурлящих порогов, по камушкам, по стершимся валунам, петляя среди малых цветов, скрытых густой травой, среди влажных промоин, — и наконец выбрался к Курганам. Хоббиты услышали повесть о Великих Могилах, о зеленых насыпях над ними, о каменных коронах, венчающих полые холмы. Блеяли стада овец. Вставали зеленые насыпи и белые стены. На вершинах созидались дозорные башни. Сражались плечом к плечу короли малых королевств, и юное Солнце огнем горело на красных клинках молодых, охочих до битвы мечей. И была победа, и было поражение; башни падали, крепости гибли в пламени пожаров, и огонь восходил до самых небес. В усыпальницы мертвых королей и королев сыпалось золото, каменные двери затворялись, и надо всем этим вырастала трава. И вновь овцы паслись на холмах, пощипывая могильную травку; но вскоре склоны вновь опустели. Издалека, из темных, зловещих стран явилась, потревожив кости усопших, мрачная тень. В пустотах усыпальниц поднялись Навьи{124}. Звенели кольца на холодных пальцах, и бряцали золотые цепи на ветру, и каменные короны на холмах в лунном свете напоминали неровный оскал.

Хоббитам стало не по себе. В Заселье ходили слухи о Навьях из Курганов, что за Старым Лесом. Но легенды эти не принадлежали к числу излюбленных хоббичьих баек, и засельчане избегали рассказывать об этих таинственных призраках, даже уютно расположившись у собственного камина. Все четверо внезапно вспомнили то, о чем, радуясь радостью этого гостеприимного дома, забыли начисто: ведь обитель Бомбадила приютилась прямо на границе страшных Курганов! Друзья потеряли нить рассказа и заерзали, беспокойно поглядывая друг на дружку.

Когда они прислушались снова, Том уже покинул Курганы ради неведомых земель, о которых хоббиты и слыхом не слыхивали, ради давних, давних времен, когда мир был больше, чем теперь, когда волны Моря катились от Запада к Востоку прямым путем{125} и били в западный берег Средьземелья; все дальше, дальше уходил Том, и с песней вступил он под древние звезды, светившие эльфийским владыкам{126}, пока не проснулись остальные народы… Здесь он внезапно умолк и качнулся вперед, словно засыпая. Хоббиты сидели перед ним как околдованные; чудилось, что от волшебной песни Тома стих ветер, растаяли облака, день исчез бесследно — и осталось лишь небо, усыпанное яркими звездами.

Утро теперь или вечер, Фродо не знал. Не знал он и того, день минул или много дней. Ни голода, ни усталости больше не было — только безграничный восторг и изумление. В окна светили звезды, и дом со всех сторон окружало безмолвие небес. Наконец изумление и страх Фродо прорвались вопросом:

— Кто ты, о Хозяин?

— А? Что? — встрепенулся Том, выпрямляясь. Глаза его в полутьме заблестели. — Разве ты еще не слышал моего имени? Вот тебе и весь ответ! И другого нету! Скажи мне лучше, кто ты таков — одинокий, безымянный, сам по себе? Ты молод, а я стар. Я — Старейший. Запомните, друзья мои: Том был здесь прежде, чем потекла вода и выросли деревья. Том помнит первую каплю дождя и первый желудь. Он протоптал в этом лесу первую тропу задолго до того, как пришел Большой Народ, и он видел, как перебрались сюда первые поселенцы Народа Маленького. Он был здесь до Королей и до их усыпальниц, раньше Навий. Том был здесь, когда эльфы потянулись один за другим на запад, он помнит время, когда еще не закруглились море и небо. Он знал Звездную Первотьму, еще не омраченную страхом, он помнит время, когда еще не явился в мир из Внешней Тьмы Черный Властелин.

В окнах мелькнула неясная тень, и взгляды хоббитов испуганно метнулись вслед за ней. Когда они повернулись, в дверях стояла Златовика в ореоле света. В руке у нее была свеча, которую она заслоняла от сквозняка ладонью, и свет сиял сквозь кожу, как луч солнца сквозь тонкостенную перламутровую раковину.

— Дождь кончился, — сказала она. — Новые ручьи бегут с холмов, и небо усеяно звездами. Давайте же смеяться и радоваться!

— А заодно есть и пить! — подхватил Том. — Долгие беседы сушат горло. Да и шутка ли, друзья, не проголодаться, если слушать целый день — утро, день и вечер!