— Это был мургский хутор, — сказал Дарник. — Там побывали маллорейцы. Вряд ли регулярные части — скорее всего просто какие-то дезертиры. Они ограбили и подожгли хутор, а регулярные войска так обычно не поступают: офицеры не позволяют солдатам бесчинствовать. Дом сгорел дотла, но амбар почти не тронут огнем.
— А сможет он послужить нам местом для ночлега? — поинтересовался Гарион.
Дарник, поколебавшись, не вполне решительно ответил:
— Почти вся крыша в сохранности.
— Что-то не так? — почуял неладное Белгарат.
Дарник поманил Гариона и Белгарата, и они втроем отошли в сторону — так, чтобы остальные не слышали их разговора.
— Что случилось, Дарник? — спросил Белгарат.
— В амбаре вполне можно заночевать, — тихо сказал кузнец, — но другое худо: эти маллорейские изверги истребили всех хуторян. И не просто истребили, а посадили на кол. Негоже дамам такое видеть. Слишком неприятное зрелище.
— А можно ли быстренько убрать куда-нибудь трупы? — спросил старик.
— Я погляжу, что можно сделать, — вздохнул Дарник. — Почему, скажите, люди так зверствуют?
— Причиной всему вульгарное невежество. Человек невежественный прибегает к жестокости, дабы восполнить скудость воображения. Поезжай с ними, Гарион. Им понадобится помощь. Когда все закончите, дайте нам знак — помашите факелом.
Сгущающаяся темнота на сей раз сослужила хорошую службу — Гарион не различал лиц казненных. Часть крытой дерном кровли все еще дымящегося дома уцелела, туда и сложили трупы. Потом Гарион, прихватив факел, отошел от дома и просигналил Белгарату. В амбаре было очень сухо, и огонь, который развел Дарник на тщательно очищенном от сена каменном полу, вскоре согрел усталых путников.
— Как тут приятно, — промурлыкала с улыбкой Сенедра, озираясь и любуясь тенями, исполняющими на стенах и потолке причудливый танец. Она уютно устроилась на охапке ароматного свежего сена, поджав ноги. — Из этого выйдет прелестная постель. Вот бы каждый вечер нам попадался такой амбар!
Гарион молча отошел к двери и выглянул наружу, предпочтя не отвечать жене.
Он сам вырос на ферме вроде этой, и теперь его захлестнули воспоминания о том, как мародеры налетели на ферму Фалдора, как жгли все подряд и убивали, и в сердце его закипала ярость. Он представлял себе, что те лица, которые ему не удалось разглядеть в сумерках, поспешно пряча трупы, — это лица друзей его детства. И Гарион содрогнулся всем телом. Да, эти мертвецы — мурги, но ведь они всего-навсего простые земледельцы, а значит, ему родня. И жестокость по отношению к ним стала восприниматься вдруг как глубокое личное оскорбление. В мозгу Гариона зароились черные думы.
Глава 21
Утро выдалось дождливое — мелкая изморось окутывала окрестности сероватой дымкой и мешала видеть. Они выехали из полуразрушенного хутора, вновь облаченные в зеленые одеяния работорговцев, и устремились на север по западному берегу озера.
Гарион ехал молча, и мысли его были столь же мрачны, как и свинцовые воды озера. Ярость, обуревавшая его накануне, постепенно уступила место ледяной решимости. Да, его учили, что справедливость — это всего-навсего абстракция, но он твердо знал: случись маллорейским дезертирам, виновным в зверствах на хуторе, попасться ему на пути, абстракция обернется вполне конкретным возмездием. Он знал, Белгарат и Полгара не одобрят того, что у него на уме, поэтому ехал молча, лелея в глубине сердца мечту о возмездии, если уж не о торжестве справедливости.
Когда они достигли дороги, протянувшейся с севера на юго-восток по берегу озера в направлении Рэк-Хтаки, увидели бредущие по чавкающей грязи толпы насмерть перепуганных поселян, одетых в лохмотья и нагруженных узлами, в которых, как сразу стало ясно, было увязано все, что им удалось спасти.
— Думаю, нам лучше ехать по обочине, — сказал Белгарат, — иначе мы только потеряем время, ворочаясь в этой каше.
— Мы едем прямиком в Рэк-Хтаку? — спросил Шелк.
Белгарат смотрел на бесконечный людской поток.
— Не думаю, чтобы нам удалось найти в Рэк-Хтаке даже паром, не говоря уже о корабле. Лучше свернуть в лес и направиться прямиком на юг. Мне не по нраву в открытую ехать по вражеской территории — к тому же в рыбацких деревушках скорее можно будет отыскать корабль, чем в окрестностях большого города.
— Тогда поезжайте, — сказал Шелк, — а я порасспрошу народ. Кое-что мне хотелось бы разузнать.
Белгарат хмыкнул.
— Возможно, идея недурна. Только не слишком задерживайся. Я намереваюсь достичь Великого Южного леса до наступления зимы, если, конечно, такое реально.
— Я поеду с ним, дедушка, — предложил Гарион. — Мне надо проветриться, чтобы освободиться от мрачных мыслей, — они мучают меня со вчерашнего дня.
И они вдвоем поехали по высоким травам в сторону потока перепуганных беженцев, текущего на юг.
— Гарион. — Шелк вдруг натянул поводья. — А вон тот человек, что толкает тачку, часом не сендариец?
Гарион, заслоняя глаза ладонью, вгляделся в здоровяка, на которого указывал Шелк.
— Здорово смахивает на сендарийца, — согласился он. — Только вот что делает сендариец здесь, в Хтол-Мургосе?
— Почему бы не спросить об этом его самого? Сендарийцы — болтуны и сплетники, так что это блестящий случай разузнать о том, что тут творится.
Маленький человечек неторопливо подъехал к коренастому мужчине с тачкой.
— Доброе утро, приятель, — дружелюбно поздоровался он. — Что поделываешь так далеко от родных мест?
Здоровяк выпустил ручки своей тачки и оценивающим взглядом окинул зеленое одеяние Шелка.
— Я не раб, — объявил он, — так что выкинь дурь из башки.
— Ах, ты об этом? — засмеялся Шелк, двумя пальцами берясь за зеленую ткань. — Не волнуйся, приятель, мы не найсанцы. Просто сняли одежду с убитых, которых нашли на дороге, решив, что эта зелень поможет нам, если вдруг наткнемся на представителей здешних властей. Так что же ты поделываешь тут, в Хтол-Мургосе?
— Спасаюсь бегством, — мрачно сказал сендариец, — вместе со всеми этими бедолагами. Ты разве не слыхал о том, что тут приключилось?
— Нет. Мы ведь издалека и ни с кем еще не успели перемолвиться.
Коренастый здоровяк вновь взялся за ручки своей тачки и съехал с обочины.
— Из Горута на запад выступила огромная армия маллорейцев, — принялся рассказывать он. — Они спалили город, в котором я жил, и перебили половину горожан. Они пренебрегли Рэк-Хтакой, город уцелел — именно туда мы все сейчас и направляемся. Там я попытаюсь отыскать какого-нибудь капитана, который намеревается отплыть в сторону Сендарии. Я отчего-то вдруг заскучал по родному дому.
— Так ты жил в мургском городе? — изумленно спросил Шелк.
Здоровяк скорчил гримасу.
— Уж будь уверен, не по собственной воле. Я не поладил с представителями властей в Толнедре, когда наведывался туда по торговому делу лет с десяток тому назад, и сговорился с одним капитаном-торговцем. Он согласился помочь мне выехать из страны, но оказался негодяем: когда у меня вышли денежки, бросил меня прямо на пристани в Рэк-Хтаке. Я переправился оттуда в городок, что на северном берегу озера. Мне позволили остаться. Я искал заработка, а там как раз нужны были рабочие руки: кое-чем мурги сами брезгуют заниматься, но и рабам не доверяют — мол, дело слишком важное. Конечно, все это унизительно, но жить-то ведь как-то надо было! Но вот пару дней назад в город вошли маллорейцы. Когда они покидали город, там не осталось камня на камне.
— А как тебе удалось уцелеть? — спросил Шелк.
— Я пролежал под копной до темноты. Ну а потом присоединился к этим несчастным. — Он поглядел на толпу беженцев, вязнущих чуть ли не по колено в чавкающей жиже. — Ну разве не жалкое зрелище? У них даже не хватает ума, чтобы вылезти из грязи и топать по траве! Уж солдаты-то никогда так не поступят!
— А у тебя, видать, есть кое-какой опыт в военном деле?
— Да уж как пить дать, — гордо ответил крепыш. — Я был сержантом в армии принцессы Сенедры, сражался вместе с нею в Тул-Марду.
— Жаль, я прозевал эту кампанию, — вздохнул Шелк. — Был занят другими делами. Послушай, а если мы поедем отсюда до Великого Южного леса, не нарвемся ли на маллорейцев?