Сама Пенелопа тоже была депрессивна. Она корила себя за то, как поступила с мужем, но пути назад уже не было.
Как не бился главврач, место за доктором закрепилось прочно. Заведующий четвертым отделением быстро стал одни из лучших докторов в городе. Ван Чех быстро становился профессионалом, восходящим светлом психиатрии. К нему присылали группы студентов, приезжали профессора из других городов. Всех интересовало, каким образом достаточно молодой врач добивается таких потрясающих результатов.
Доктор славы стеснялся. Иногда просто хотел запереться в кабинете и сгореть там со стыда. Он знал, что это заслуга не его, а Пенелопы, которая даже будучи безумной, продолжает помогать ему.
Неизменно он преодолевал панику даже без помощи коньяка. Ван Чех выходил в белом халате в накрахмаленной шапочке, изнутри сияющий, уверенный в себе, в том, что он достоин места, которое занимает. Перед тем как выйти, он всегда говорил себе только одну фразу: "Я - Вальдемар Октео ван Чех". Что-то внутри щелкало и плечи сами собой расправлялись, речь лилась рекой. Остроумие молодого доктора располагало, улыбка и непринужденная, даже слегка развязанная, манера держаться покоряли его посетителей. Большинство не отдавало себе отчета в том, что все-таки происходило. Им просто нравился доктор ван Чех. А сам доктор лишь устало вздыхал, приходя после очередной группы или собеседования с профессором в ординаторскую. Он бросал шапочку на стол и выпивал рюмочку.
Со временем доктор перестал спрашивать советов Пенелопы. Он сначала сам пытался угадать, каким образом выглядит безумие того или иного пациента. Часто он был прав. Относительно этого и строилась терапия. При этом показатели его не снижались. Он удачно и быстро защитил кандидатскую и докторскую диссертации.
Относительно пограничья у ван Чеха были свои коварные планы. Он постоянно, но очень аккуратно и осторожно экспериментировал с препаратами для Пенелопы. Он не старался подавить в ней Кукбару, он лелеял надежду, что Пенелопа будет меньше уходить туда, а больше проводить времени с ним.
В голове доктора вообще история с пограничьем укладывалась плохо. Он не понимал, как могли уживаться в одной сильной женщине такая мягкость и жестокость. Он продолжал испытывать самые нежные чувства к Пенелопе, та отвечала сдержанным, снисходительным молчанием, на все его попытки ухаживать за ней. То ли специально, с каким-то умыслом, то ли не замечая ухаживаний, Пенелопа зачастую игнорировала доктора.
В один из первых месяцев пребывания Пенелопы в клинике, Ван Чех притащил на работу большие сумки с какими-то тряпками. Он сразу ринулся в палату к Пенелопе.
- Доброе утро, Пенелопа. Смотри, кого я ограбил! Целую ткацкую фабрику! - доктор достал вязаную светлую скатерть, легкие шторки в тон, какие-то милые салфеточки. Подобрано все было со вкусом, но судя по хитрой улыбке доктора, это было не все. Он извлек из недр сумки сверток, в котором оказалась дорогая ваза. Ван Чех потратил целый день на то, чтобы привести палату Пенелопы в порядок. В результате палата стала похожа на жилую комнату. Стало уютнее, светлее. Пенелопа только улыбнулась и мельком поцеловала в щеку. Доктор все еще в лирическом приступе, приобнял ее, но получил мягкий отпор.
В таком угаре пролетел еще один год. Доктор отметил это про себя однажды. Был душный летний день, день рождения Пенелопы. Ван Чех рассчитывал сегодня порадовать ее чем-нибудь хорошим. Всеми правдами и неправдами, он раздобыл где-то черемухи, которая давно отцвела.
Подходя к больнице, доктор насторожился. У дверей приемного покоя на каменном полу сидел человек, весь в черном.
- Простите, вам нехорошо? - уточнил ван Чех.
Мужчина дернулся и поднял голову вверх. Доктор увидел безумные серо-зеленые глаза, на щеках не обсохли слезы, а светлые пряди были взъерошены.
- Я не помню, кто я, - шепотом сказал мужчина.
- Поднимайтесь, - доктор помог несчастному встать.
В приеме на покой возникли проблемы, мужчина не мог назвать своего имени. Доктор уже сделал первичные выводы об амнезии.
- Но должны же меня как-то звать! - сокрушался мужчина.
- Да уж, без имени никак нельзя, - отвлеченно отозвался доктор.
- Как мне его записывать? - нервничала медсестра.
- Крестик поставь, - огрызнулся доктор.
Сестра проворчала что-то неразборчивое.
- Ви…ви.. Как-то на Ви… - начал бормотать больной, - Виктор!
Медсестра посмотрела вопросительно на доктора.
- Пиши уже, - цыкнул ван Чех.
- А фамилия? - допытывалась медсестра.
Больной снова напрягся.
- Слушай, ну что ты такая зануда? Такая миленькая и такая зануда, - обворожительно улыбнулся доктор, - Видишь, человеку плохо.
- Это мне будет плохо, если я его не впишу! - отрезала медсестра, не глядя на доктора.
Ван Чех обижено поджал губы и насупился.
- Ван, фон, дер? - стал перечислять префиксы доктор.
- Дер… Дер Таш.
- Пиши, сестренка, пиши! - патетически страдал доктор под вопрошающим взглядом медсестры.
Медсестра фыркнула и записала.
- Извини, без адреса, - доктор тут же взял больного в оборот, - Ты пометь, что имя назвал сам, но наверняка придумал. Отметь: потеря памяти.
Медсестра тупо уставилась на доктора.
- Вот тут в уголке, - доктор потыкал пальцем, - пиши "потеря памяти".
Медсестра бездействовала.
- По-те-ря…
Девушка вздохнула и стала писать.
- Вот и умничка, - доктор легонько коснулся ее головы и тут же потащил Виктора в свободную палату.
- Меня зовут Вальдемар Октео ван Чех, - доктор усадил больного на стул, - я займусь вашими делами, пока можете прилечь. Если хотите, вымойтесь. Располагайтесь короче.
Доктор поставил цветы в вазу, рассчитывая, что подарит их позже и ушел заниматься важными делами. Ван Чех бегал по больнице, как заведенный, то льстил сестре-хозяйке, то уговаривал дежурную медсестру. Наконец, сделав все необходимое, он отправился к главврачу. Без его подписи Виктор считался бы не пациентом больницы, а неизвестно кем.
- Что у тебя? - нахмурился фон Бохель, быстро просмотрел бумажки, - и откуда он?
- Сидел возле дверей клиники.
- Но, простите, наша клиника только для сотрудников и родственников сотрудников завода. А этот? Ну, просто сидел и что? Это не дает нам права класть его. Что с ним вообще? Очередной алкаш?
- Не думаю, - с сомнением сказал доктор, - Я не обследовал его. На бомжа не похож, на наркомана тоже. Приличный мужчина, на вид мне ровесник. Просто не помнит ничего о себе.
Фон Бохель задумался.
- Сколько я тебя уже знаю, если ты вцепился в этого пациента, то не отдашь, так? - наконец сказал главный.
- Да, - немного с вызовом ответил доктор.
- Черт, с тобой. Под полную твою ответственность. Учти, если это очередной делирий с временной амнезией, то гони его в шею. Переводи куда хочешь. Мне и так алкашей хватает за глаза, - отрезал фон Бохель.
По лицу доктора было видно, что окажись Виктор трижды заслуженным алкоголиком, то и в этом случае ван Чех от него не откажется. Интуиция щекотала доктора, он чувствовал, что этот больной не простой, что тут предстоит интересная работа.
Главный подписал необходимые бумаги. Ван Чех радостно несся по коридорам и лестницам, чтобы обрадовать вновьприбывшего пациента. Однако, в палате доктора ждал неприятный сюрприз.
Окно было раскрыто настежь. Виктор сидел на подоконнике, рядом с ним стояла Пенелопа. Больные беззастенчиво целовались. Сначала доктор хлопал глазами, не совсем понимая, что происходит. Потом прочистил горло, заявляя о своем присутствии.
Пенелопа медленно развернулась. Из-за рыжих волос сверкнул ярко-голубой глаз, блекло-зеленый глаз был злобен, ехиден и торжественен. Доктор напрягся и сурово посмотрел на Пенелопу.
- Какого… Айболита тут происходит? Виктор, немедленно слезьте с окна и закройте рамы. Пенелопа, выйди немедленно из палаты Виктора, и чтобы духу твоего не было ни в коридоре, ни где-либо еще, - отчеканил доктор.
Виктор с какой-то светлой, нежной улыбкой проводил глазами Пенелопу. Та же, проходя мимо доктора, хитро и зло посмотрела на ван Чеха и шепнула: