Это постоянное следование общему направлению политики, без сомнения, облегчалось для череды английских правительств самими условиями страны. Единство цели было до некоторой степени вынужденным. Твердое сохранение морской силы, надменная решимость заставить ее воспринимать, благоразумные заботы о постоянной готовности военного элемента были следствием той особенности политических учреждений Англии, которая, в сущности, передала власть в рассматриваемую эпоху классу, составлявшему земельную аристократию. Такой класс – каковы бы ни были его недостатки в других отношениях – с готовностью принимал и лелеял здоровые политические традиции, естественно гордился славой страны и был сравнительно нечувствителен к лишениям тех слоев общества, за счет которых эта слава поддерживалась. Он без затруднений выносил бремя денежных сборов, необходимых для подготовки к войне и для ее ведения, будучи более богатым по сравнению с другими классами. Источники его богатства не пострадали непосредственно во время предыдущей войны, в отличие от источников торговли, поэтому он не разделял той политической робости, которую принято называть «робостью капитала» и которая свойственна тем, чье состояние и дело подвергаются риску. Тем не менее в Англии этот класс не был совсем уж безразличен ко всему, что касалось выгоды и невыгоды торговли. Обе палаты парламента соперничали в бдительной заботе о расширении торговли и о покровительстве торговцам; частому углублению в торговые нужды приписывает морской историк возраставшее влияние исполнительной власти на управление флотом. Земельный класс также естественно воспринимал и сохранял дух воинской чести, который имел первостепенное значение в века, когда военные учреждения не предлагали еще достойную замену так называемому l’esprit de corps. Полный кастовых предубеждений и предрассудков, которые чувствовались во флоте и вообще везде, упомянутый класс имел достаточно здравого практического смысла для того, чтобы не мешать достойным представителям низших слоев общества достигать высокого положения; каждый век имел английских адмиралов, вышедших из народа. В этом свойстве английский высший класс заметно отличался от французского. Даже в 1789 году, в канун революции, в ежегоднике французского флота стояло имя официального чиновника, на которого возложили обязанность проверять доказательства благородного происхождения молодых людей, намеревавшихся поступить в морскую школу.
С 1815 года и вплоть до наших дней правительство Англии подчиняется в значительнейшей мере представительству народа. В будущем предстоит выяснить, пострадает ли от этого морская сила страны, широким базисом которой по-прежнему остаются сильно развитая торговля, крепкая механическая промышленность и обширная колониальная система. Точно так же остается открытым вопрос о том, будет ли демократическое правительство обладать достаточной дальновидностью и большей чувствительностью к национальному положению и кредиту, а также готовностью обеспечить процветание упомянутой силы надлежащими денежными затратами в мирное время – все это необходимо для подготовки к войне. Народные правительства обыкновенно не склонны к военным издержкам, при всей необходимости последних, и имеются признаки того, что современная Англия слабеет в этом отношении.