— Продадим.
Джекки уставилась на нее.
— А разве он чего-то стоит?
— Всего-навсего четверть миллиона, а может, и половину.
— Врешь.
Эбби покачала головой.
— Я проверила по «ибэй», побеседовала с соответствующими дилерами.
Джекки откинулась назад, и ее веснушчатая физиономия медленно расползлась в улыбке.
— Я — за.
ГЛАВА 3
Май
Долорес Муньос поднялась по каменным ступеням профессорского дома в Глендейле, Калифорния, и, прежде чем открыть ключом дверь, остановилась, чтобы отдышаться; ее пышная грудь часто вздымалась. Она знала, что звук ключа в замке послужит сигналом для отчаянной брехни Стэмпа — хозяйского джек-рассел-терьера, неизменно приходящего в безумный восторг при ее появлении. Как только распахивалась дверь, меховой комок с отчаянным лаем пулей вылетал из дома и начинал метаться по крохотному газону, словно стремясь распугать всех хищников и преступников. Затем он приступал к ритуалу задирания коротенькой лапки возле каждого несчастного кустика и усохшего цветочка. И наконец, выполнив программу, бросался к ее ногам и начинал с высунутым языком и поджатыми лапками кататься на спине в расчете получить порцию утренней ласки.
Долорес Муньос любила этого пса.
Уже предвкушая знакомую сцену, она с улыбкой вставила ключ в замок и легонько побрякала им в скважине в ожидании традиционного взрыва эмоций.
Тишина.
Немного помедлив, она прислушалась, готовая в любое мгновение услышать радостный лай. Однако было по-прежнему тихо. Несколько озадаченная, она вошла в маленькую прихожую и сразу обратила внимание на раскрытый ящик пристенного столика и разбросанные по полу конверты.
— Профессор? — позвала она; голос глухо прозвучал в тишине. — Стэмп?
Никого. В последнее время профессор вставал все позже и позже. Он был одним из тех, кто за обедом пил много вина, а после еды бренди, и, перестав ходить на работу, увлекся этим еще сильнее. К тому же у него появились женщины. Долорес вовсе не была ханжой и не возражала против одной верной спутницы. Однако спутниц было много, и порой они казались лет на десять — двадцать младше его. Тем не менее профессор оставался привлекательным мужчиной в расцвете сил, прекрасно говорившим по-испански, обращаясь к ней «Usted», то есть на «вы», что она искренне ценила.
— Стэмп?
Может, они отправились на прогулку? Она прошла в дом и, бросив взгляд в сторону гостиной, затаила дыхание. По комнате были раскиданы книги и бумаги, валялась настольная лампа, содержимое полок стоявшего у дальней стены книжного шкафа было сметено на пол.
— Профессор!
Постепенно до нее стал доходить весь ужас происходящего. Машина профессора стояла под окнами, а значит, он должен быть дома. Почему же не отвечал? И где Стэмп? Она непроизвольно сунула пухлую руку в карман зеленого халата за сотовым, чтобы позвонить 911, и взглянула на клавиатуру, не в состоянии набрать номер. Действительно ли необходимо в это ввязываться? Стоит явившимся по вызову узнать ее имя и адрес, и она благополучно отправится назад в свой Сальвадор. Даже если анонимно позвонить по сотовому, ее вычислят и привлекут в качестве свидетеля… Продолжать эту мысль не хотелось.
Ею овладели страх и неопределенность. Профессор мог быть наверху — избитый, ограбленный, возможно, при смерти. А Стэмп — что они сделали со Стэмпом?
Ее охватила паника. Тяжело дыша и дико озираясь, она чувствовала подступающие к глазам слезы; ее пышная грудь бурно вздымалась. Надо что-то делать — позвонить в полицию? Нельзя же просто так уйти! А если он тяжело ранен? Нужно по крайней мере все осмотреть — возможно, ему нужна помощь, необходимо разобраться.
Направляясь к гостиной, она увидела на полу нечто похожее на истерзанную подушку. Сердце испуганно заколотилось. Она сделала шаг вперед, затем — еще один, ступая по мягкому ковру с невероятной осторожностью, и тихо застонала, поняв, что это Стэмп. Он лежал на персидском ковре к ней спиной. Можно было подумать, что он спит, высунув из пасти маленький розовый язычок, но только широко раскрытые глаза уже затуманились, а на ковре под ним темнело пятно.
— Ммм, — горестно промычала она. За собачонкой находилось тело профессора — на коленях, словно во время молитвы, он был почти как живой, но в такой странной позе, что, казалось, вот-вот опрокинется; его свисавшая набок голова напоминала полуоторванную голову куклы — кусок проволоки, намотанный на два деревянных штыря, болтался на почти перерезанной шее. Потолок и стены были обрызганы кровью, будто из шланга.