— Прочь с дороги, Нотт! Нет времени на разговоры! Она... умирает...
Драко осознавал, что времени оставалось не так много, что каждая секунда была на кону, поэтому он не хотел упускать ее.
Наклонившись к Гермионе, он влил ей в рот зелье, которое должно помочь восстановить внутренние раны и остановить кровь, которая продолжала течь, приобретая тёмный оттенок.
Разрезав с помощью палочки платье от груди до бёдер, Драко наконец обнаружил рану и тут же стал поливать её экстрактом бадьяна. Но ничего не произошло. Абсолютно.
— Ничего уже не поможет... Ничего... Мы не можем... Ничего...
Видя как Нотт впал в истерику Драко и сам уже начал понемногу сходить с ума. Он всё продолжал поливать рану зельями, использовал одно за другими заклинание, раз за разом повторяя одни и те же действия, но не происходило ничего.
— Нет... Нет... Пожайлуста...
Руки дрожали так же как и голос, Гермиона становилась всё бледнее и бледнее от потери крови. Драко было страшно.
— Она умрёт.
— Нет! Не говори этого!
Он не хотел это слышать. Не хотел. Она не умрёт. Он спасёт её. Обазательно сделает всё, чтобы её сейчас бледные губы вновь улыбались. Есть способ. И пусть он безрасудный, пусть вся семья встанет потом против него, но он сделает это.
Проведя палочкой вдоль указательного пальца, Драко сделал небольшой надрез, из которого тут же пошла кровь и не мешкая не секунды он стал выводить на лбу Гермионы символы.
— Что ты... — Тео не понимал, что происходит. Драко продолжал выводить странные и непонятные для него узоры и руны на лбу, запястьях ключицах и животе Гермионы что-то тихо бормоча. — Только не говори, что ты... О, Салазар!
Тео наконец понял, что Драко делает. Он делает то, что не смог бы сделать он сам и это и правда могло бы спасти Гермиону, только вот последствия подобного древнего ритуала могут быть довольно плачевными.
— Вот и всё! Теперь всё будет в порядке...
Ярко золотая нить тянулась от запястья Драко к запястью Гермионы, на которых теперь сверкала рунная татуировка, связавшая в одно целое два тела, сердца и души. А кровь ранее нанесеная на кожу исчезла, будто бы впиталась.
— Не смей ей говорить, что я сделал. Она меня никогда не простит, если узнает.
Да, она не простит. Никогда. Как и Тео себя после этого случая. Он облажался, поздно заметил что что-то не так и чуть не поплатился жизнью своей лучшей подруги. А Малфой, он её спас. И сейчас сидя на полу укачивал Гермиону на своих руках, перебирая окровавлеными пальцами её пряди волос, смотря на то, как рана постепенно стала затягиваться оставляя после себя лишь шрам.
______
Немного драмы 😅
Duodecim
Non ho bisogno di un mondo senza di te
***
Смерть — освобождение или наказание? Для Гермионы скорее всего освобождение.
Теперь ей не нужно было не о чем беспокоиться, возлагать на свои плечи не посильную ношу. Теперь она была свободна. Но почему она не была этому рада?
Как же Драко? Она дала ему обещание помочь. Что теперь с ним? А Тео? Родители? Им будет больно?
Но это уже всё не имело значения. Уже слишком поздно. Она умерла. Умерла же?
Однако с каждой минутой она начинала в этом сомневаться. Мёртвые же ничего не должны чувствовать, ведь правда же? Так почему же она чувствует? Почему всё тело ломит, а перед глазами то и дело мелькают разные образы?
Гермиона видела, как хмуро на неё смотрел профессор Снейп. Видела каким виноватым выглядил Тео, отводя взгляд в сторону. А ещё она видела... Драко.
Эти образы сменялись друг за другом настолько часто, что у Гермионы начинала кружится голова. Было такое ощущение, что сейчас она каталась на карусели. Но Гермиона не любила карусель.
Однако в какой-то момент всё прекратилось. Пропало. Осталась только слабость и приятное тепло, распрастраняющиеся по телу от ладоней, а потом и вовсе Гермиона открыла глаза.
«Живая,» — первая мысль, которая промелькнула в её голове.
«Где я?» — не сразу узнала свою комнату. Слишком светло. Кто-то открыл занавески, из-за чего солнечные лучи проникали в помещение.
— Очнулась, — облегчённый вздох откуда-то сбоку, а потом сразу же на Гермиону обрушился целый поток информации.
Она услышала, какая она непроходимая дура, сумасшедшая, которая могла умереть. Что если она не хочет думать о себе, то пусть хотя бы подумает о других.