Гермиона не была в силах сейчас вновь надевать свою маску холодной отчуждености, поэтому её глаза полыхали огнем, а лицо выражало целый спектр эмоций.
Усталость от того, что она не могла выспаться. Раздраженость и злость на Малфоя, который никак не мог отстать и боль. Шрам всё ещё пульсировал, горел, словно на коже сейчас лежали раскаленые угли.
— Ответы.
Драко с жадностью поглащал её эмоции, словно энергетический вампир, который не мог насытиться. Только так он сам мог хоть что-то испытывать, что-то чувствовать кроме бесконечной пустоты.
«Ну же, Грейнджер, давай, мне нужно ещё» — пульсировала в его голове мысль.
— Иди к черту, Малфой! Ты их не получишь!
И вот снова её лицо превратилось в каменую маску, а она сама исчезла где-то в коридоре, оставив Драко один на один с его вновь настигшей всепоглащающей пустотой.
Tertia
Amor est venenum.
***
Сладкий запах карамельный конфет, тыквенного сока, шум и радостные крики из Большого зала.
Каждый год 31 октября проводилось пиршество в честь Хеллоуинского Праздника.
Каждый год этот день проходил абсолютно одинаково. Большой зал был украшен обычными живыми летучими мышами, из огромных тыкв были вырезаны фонари, а на столе располагались разные вкусности, начинай от морковного пирога, заканчивая огромными леденцами причудливой формы.
Каждый год всё было одинаково, но в последние два года кое-что изменилось.
По просьбе Элизабет Снейп, которая имела свои связи не только в Министерстве магии, но и в Хогвартсе, было издано одно указание, позволяющее старшим курсам отмечать празднование Хеллоуина всю ночь, и если они будут поймаными, то их не могут наказать. Так и зародился ещё один праздник, который студенты Хогвартса стали называть «Ночь неприкосновенности».
— Она прекрасна...
Рон. Он восхищался Элизабет и искренне не понимал, как она могла полюбить чудище подземелья. Для него, как и для всех было загадкой, то каким образом Элизабет, которая ещё четыре года назад была студенткой Хогвартса, смогла стать женой злого, мерзкого, черствого профессора Снейпа.
Таким его знали все, но не Гермиона. Она знала его целеустремлённым, любящим и готовым на всё ради своей жены и ребёнка, которого они ждут зимой.
Элизабет была беременна и Гермиона узнала об этом одной из самых первых. К удивлению многих, они были подругами в школьные годы Лизи, именно она привела Гермиону и Тео в Трикетру, в которой они уже состояли со Снейпом.
— Не боишься, что Снейп может с тобой сделать, если ты не прекратишь на неё пялиться?
Гарри. Он тоже не был исключением. Когда-то и он пал под чары Лизи, но в отличии от Рона смог отбросить эти чувства и сейчас встречался с его сестрой. У них всё прекрасно. Об этом Гермиона знала из сплетен, которые иногда гуляли по Хогвартсу.
Но ей не было до этого дела, разве что Тео всегда был рад послушать и даже обсудить все слухи гуляющие по замку. Кстати о нем.
Повернув голову в сторону стола Слизерина, Гермиона ожидала увидеть Тео, но его там не было, вместо это она встретилась с леденисто-серыми глазами Малфоя, который даже не собирался отводить взгляд.
— Да что б тебя...
На языке Гермионы крутилось столько проклятий, которые она могла бы наслать на слизеринского принца, но она решила этого не делать. Она всё ещё надеялась, что он отстаёт от неё, как только она перестанет на него реагировать. Так было раньше. Но почему-то сейчас ей всё труднее приходилось сдерживаться.
Желание накричать на него и что-нибудь сломать росло с каждой секундой, поэтому Гермиона решила капитулировать. Когда она покинула Большой зал никто не заметил её исчезновения.
Никто.
Никто, кроме Драко, который тут же последовал за ней, но не смог нагнать её, потому что его остановил профессор Снейп.
— Пришло письмо от твоих родителей, Драко. Они незамедлительно просят, чтобы ты явился в Мэнор.
И вот Грейнджер вновь ускользнула у него из рук.
— В чем причина, они не сообщили?
Драко не хотел возвращаться домой. Не хотел вновь видеть слезы матери. Не хотел вновь слышать о том, что он и так знал. Он умирает и это невозможно изменить.
— Тебе лучше знать, Драко.
Ему было известно обо всем. Ну конечно, Снейп знал. Он не мог не знать о проклятии.
— Я же могу воспользоваться камином?