— Вот, значит, как ты мне достался, Конфетка, — вздохнул Брок, помня и почти беспомощного Зимнего, и Баки Барнса, улыбчивого, такого красивого с забранными в аккуратный хвост волосами. Видел, что это одно лицо, но никак не получалось принять это. Три месяца, а сколько всего для него изменилось. Сколько всего он пропустил, и теперь непонятно, как навёрстывать. Но радовало, что Конфетка — наверное, стоило звать его Баки, какая он теперь Конфетка? — хотя бы пришёл к нему, попытался хоть что-то рассказать. Хоть и соврал почти во всём, ну а как было не соврать? Как сказать “я был безмозглым оружием”? Да никак.
— Отлично, хоть что-то я вспомнил, — Брок огляделся по сторонам. Жутко хотелось курить. Он отсоединил от себя датчики, которые посылали данные его биометрии куда-то на пост и обнаружил то, что искал, совершенно случайно.
На кресле, которым Баки не воспользовался, лежала пачка любимых Броком сигарилл, коробок спичек и записка: “Вряд ли ты бросил курить”.
Брок оглядел палату ещё раз и заметил, как колышется от сквозняка штора. Дёрнув её, он обнаружил за ней балкон, на который вполне можно было выйти, что Брок и сделал. Он поднял голову, глядя в звёздное небо, вспоминая, как видел другое, но то же самое небо во всех частях света, где ему приходилось воевать, но оно всегда дарило покой.
— Смотри, Конфетка, — Брок устроился в спальнике рядом с Зимним, почти прижался к нему, радуясь возможности вот так вот полежать рядом. Когда и где это ещё будет возможно, как не ночью где-то под Шиндандом, где всё, что между ними было бы, было только между ними?
Поскрипывал песок под ногами часового, Денвера, если Брок не перепутал время.
— Звёзды, — спокойно сказал Зимний. — Тебе сориентироваться надо, командир?
— Какой же ты… прямолинейный, Конфетка, — усмехнулся Брок. — Нет, я знаю, где мы, просто смотри, как причудливо назвали люди созвездия. Придумали их и назвали каждое своим именем.
— Да, знаю. Большая и Малая медведицы, Кассиопея, Лев, Малый лев, — стал монотонно перечислять Зимний, и Брок остановил его.
— Скучный ты, — сказал он, — ни грамма в тебе романтики.
— Романтика убивает, — отрезал Зимний.
— Я учту, Конфетка, — усмехнулся Брок, а сам подумал, что сходит с ума и явно хочет пулю в голову, потому что не может просто так взять и забыть Зимнего, не может не думать о том, какие на вкус его губы, каким бы он был в постели.
И нет, Брок не хотел просто переспать с интересной игрушкой, он хотел отношений, понимая, что ничего подобного ему не светит.
— Баки, а между нами что-нибудь было? — спросил Брок у звёзд. — Что-то большее, чем вот такие недообнимашки на миссиях? Что-то большее? Даже если нет, я обязательно добьюсь тебя.
С удовольствием прикурив вторую сигариллу, ощущая, как ведёт от долгого перерыва, как покалывает пальцы, Брок думал о том, а есть ли у Баки Барнса чувства к нему, потому что сам Брок сейчас очень ясно осознавал, что вот у него-то чувства есть. И он очень долго держал их в себе, боялся напугать Зимнего, оттолкнуть от себя или, что ещё хуже, Зимний мог вообще его не понять или даже доложить, кому следует. И тогда уже не Зимнему будут промывать мозги этой бесовской машиной, а ему, Броку. И не промывать, а выбивать. Нельзя любить жертву экспериментов, это чревато, а что Зимний, Баки, был именно жертвой, почему-то Брок был уверен. По крайней мере, ему так казалось.
Расстроенный положением вещей, Брок бросил недокуренную сигариллу вниз и вернулся в палату. Датчиков уже не было, и он порадовался этому. Забравшись в кровать, он водрузил коробку себе на колени вновь и стал искать хоть что-то, что могло бы сказать об их с Баки отношениях.
Про свою группу, людей, которых он вёл в бой, он сейчас не задумывался, уверенный, что вспомнит каждого, как только увидит живьём, вспомнит всё, что нужно, и это начнётся завтра. А пока у него была ночь, чтобы понять, связывает ли их что-то с Баки Барнсом, или всё, что было, осталось с Зимним Солдатом.
В коробке лежали армейские жетоны, его, Брока Рамлоу. Куда делись новые, выданные новыми нанимателями, Брок не знал, да и плевать ему на это было. Подумав, он надел свои жетоны, которые громко бряцнули в тишине ночи, и вздохнул.
В голову лезли война и кровь, слишком много войны и крови для одного человека, но Брок не отметал эти воспоминания, они тоже были важны, они многое давали к пониманию, кто он такой, чем он жил и как жил. Ещё неясно, как бы выстроилась его личность, не будь этого всего, так что Брок впитывал, пока не дошёл до Гидры уже основательно.
Правильно сказал Баки Барнс, такого не рассказывают, такое только вспоминают или забывают навсегда, потому что ничего хорошего, правильного в этой работе не было, но и соскочить с неё было нельзя. Только потеряться где-нибудь в чужой стране без экстрадиции и тихо жить, надеясь, что тебя не найдут. И хотел этого Брок, хотел утащить с собой Зимнего, свить им двоим уютное гнёздышко, а вот как оно обернулось. Не было больше Зимнего, не было больше того Брока, а всего-то, что изменилось — оба они стали свободны.
Брок закрыл глаза, вспоминая, как любил Зимнего, как хотел его.
Когда Брок понял, что его тянет к Зимнему, он не знал, просто однажды захотелось задушить техника, дающего разряд, задушить за обречённость в жемчужно-серых глазах. Задушить за то, что Зимнему делали больно. За то, что он потом ничего не помнил. За невозможность всегда быть рядом с ним.
Сначала это не было так ярко, сначала Броку казалось, что это просто желание трахнуть красивого мужика, а Зимний был красив, тут соглашался даже Грешник, который на мужиков смотрел с очень гетеросексуальной точки зрения, и частенько намекал Броку, что тот грешен, как никто другой. Но Брок смеялся, отмахивался и просто не обращал внимания. Грешник любил наставлять на путь истинный, и кого наставлять, ему было всё равно.
Всё случилось в один прекрасный день, когда Зимний решил выступить против помывки.
— Что случилось, Конфетка? — спросил Брок, пришедший прояснить ситуацию. — Ты хочешь ходить грязным и вонючим? Чтобы тебя каждый враг мог засечь?
— Вода холодная, — набычился Зимний.
— Ты чего, — обратился к парню Брок, — ему воду потеплее сделать не можешь? Ты вообще кто такой-то?
— Но сэр, по регламенту… — начал было объясняться парень, забыв представиться. Брок его не знал, похоже, был какой-то новобранец.
— Иди нахуй отсюда, — рыкнул Брок, понимая, что сегодня Конфетку придётся мыть самому.
— Так точно, сэр! — гаркнул парень и свалил с такой скоростью, что Брок понял: он Зимнего боялся до усрачки.
— Ну что, Конфетка, какую ты хочешь воду? — Брок и так был не особо одет, но решил, что мочить шмотки он не хочет, поэтому разделся до белья и вошёл в душевую Зимнего. — Давай сделаем тебе воду, как тебе нравится.
Это было то немногое, что Брок мог предложить Зимнему выбрать. Это был то немногое, где Зимний мог чего-то хотеть. И в этой малости отказать Брок ему не мог, да и не хотел. Какая разница, теплее будет вода или прохладнее, если его Конфетка хочет погорячее.
Настройка воды заняла немного времени, и вот уже Зимний вытянулся под горячими струями, блаженно прикрыв глаза, а у Брока стояло как никогда до этого. Сильное, мощное, рельефное тело на ощупь было невероятно горячим, горячее воды, и Брок понимал, что руки-то надо бы убрать, но не мог.
— Господи, Конфетка, какой ты невероятный, — тихо сказал Брок, сам закрыв глаза и прижавшись к спине Зимнего.
Почувствовал, как расслабляется в его объятиях напряжённая спина, как обе ладони, и живая, и бионическая, легли на его, прижимая к груди. Больше никто ничего не говорил, Зимний вымылся практически сам, не безрукий младенец, и они расстались до следующего задания, которое было очень скоро. И Брок ждал этого момента, чтобы снова встретиться с Зимним, со своей Конфеткой.