В любом случае, завтра начинается обучение, так что мне лучше лечь спать. Я сижу на старых качелях на крыльце у женщины, с которой меня познакомила Лиз, она сдала мне комнату в аренду. Дом находится прямо на окраине города, между Каллиопой и Пелионом, где недвижимость более доступна. Пелион — тоже красивый город, хотя я его почти не видела. С того места, где я сижу, мне виден берег, и там, вероятно, тихо, спокойнее, хотя сама я предпочитаю суету Каллиопы. В любом случае, мне нравится это озеро, разделяющее два города. А в доме, где я живу, уютно и чисто, и никому не приходится шептаться, ходить на цыпочках по коридорам или бояться сесть на мебель. Именно в таком доме я хотела бы когда-нибудь завести семью.
Мысли о семье заставляют меня немного скучать по Мад-Галч. Но я твердо намерена провести здесь весенние каникулы и заработать столько денег, сколько не смогу дома. Когда я уходила, эта грязь не подняла никакого шума, так что, думаю, она разрешила мне уйти. И, Господи, как же приятно отдохнуть от этого чертова бара и этих скрипучих доков.
У меня также хорошие предчувствия по поводу этого места. Я понимаю, почему Лиз так любит Пелион, несмотря на то что ей здесь приходилось нелегко.
Что касается меня? Я чувствую, что что-то замечательное за углом.
Я закрыла дневник, желая закончить на этой обнадеживающей мысли, а не на последней странице, в тот день, когда она оставила Каллиопу, — это было уже совсем другое ощущение. Руфус встал и подошел к тому месту, где я сидела, лег рядом со мной и положил голову мне на бедро. Я почесала его подбородок, наклонив голову и глядя ему в глаза. Нет, для моей матери все в Каллиопе закончилось не так чудесно, как она ожидала, хотя она и настаивала, что я — лучшее, что с ней когда-либо случалось. Но это было потому, что она была моей матерью, и несмотря на то, что я, возможно, была ее якорем в Мад-Галч, она любила меня, и я чувствовала эту любовь до того дня, когда она умерла.
Я потянулась наверх, когда заметила на дне коробки краешек своей детской книжки. Прошли годы — на самом деле, больше десяти лет — с тех пор, как я ее просматривала. Спереди в пластиковую подставку для фотографий был вставлен мой снимок, где я выглядела новорожденной, и я знала, что внутри были записи о каждом из моих важных событий — первой улыбке, первом зубе, первых шагах. Моя мама заполнила таблицу моего роста, записала, какие продукты мне больше всего нравились, и написала о том, что мне пришлось накладывать швы на колено после падения с качелей, когда мне было четыре года. На этих страницах жила любовь, и я на мгновение прижала книжку к груди, нуждаясь в дополнительной дозе материнской ласки единственным доступным мне способом. Печально. Мало, но лучше, чем ничего.
Я положила книгу на кровать рядом с собой и проводила рукой по голове Руфуса, перелистывая страницы, каждая запись свидетельствовала о том, как сильно она заботилась обо мне.
— Я бы хотела, чтобы ты была здесь, — пробормотала я. Пролистала указательным пальцем оставшиеся страницы, прежде чем отложить их, когда заметила кое-что, заставившее меня остановиться. Я вернулась к пустой форме, в которой должно было быть описание моего отца, от цвета волос до профессии. От пустоты этой единственной страницы у меня всегда неприятно сжимался живот. На конверте по-прежнему не было никакой информации, но я увидела салфетку для коктейля, которая находилась между листами книги. Сбитая с толку, я подняла ее, посмотрела на незнакомый логотип на обороте, а затем перевернула. Я резко вздохнула, что заставило Руфуса вздрогнуть. — Извини, мальчик, — рассеянно проговорила, пробегая взглядом по линиям рисунка. Это был набросок моей матери, и дата под ним соответствовала месяцу и году, когда она покинула Мад-Галч. Я уставилась на рисунок широко раскрытыми глазами, пожирая его взглядом, как голодный человек поглощает долгожданную еду.
Я закрыла обложку и осторожно положила сверху салфетку, рука у меня дрожала.
— Боже мой, — только и смогла прошептать. Я никогда раньше этого не видела. Должно быть, моя мама перед смертью вложила это в мою детскую книжку.
И я знала, почему она положила ее именно в это место, даже если она не отдала его мне сразу. Возможно, она подумала, что я слишком молода. Возможно, она собиралась поделиться со мной чем-то еще позже, но это «позже» так и не наступило, и это место показалось ей идеальным для сохранения такой ценной вещи.
Волна эмоций захлестнула меня, возникло ощущение, что я попросила у матери совета, и она привела меня сюда, к этой салфетке, зажатой между страницами моей истории. И если это так, то она хотела, чтобы я пошла дальше.
Мой взгляд остановился на наброске прекрасного лица. В моей голове роилось множество вопросов, на которые я никак не могла найти ответа. Но, возможно… это потому, что ответы были не здесь, в Мад-Галч. Может быть, ответы были в том городе, где моя мать побывала так давно, в том, где был создан этот набросок, в том, где она встретила мужчину и создала меня.
Моя мать никогда не говорила ни мне, ни моим дядям, знал ли мой отец обо мне или нет, но даже если он знал и решил тогда не поддерживать со мной отношений, возможно, сейчас он сожалеет об этом. И даже если это не так, я имела право знать, кто я такая? Почему бы мне, по крайней мере, не попытаться заполнить пробелы в моей биографии теперь, когда у меня появилась зацепка, которую оставила мне моя мать. Я отвернулась, уставившись невидящим взглядом в окно, позволяя мысли, которая, возможно, всегда витала где-то на краю моего сознания, сформироваться: что, если... что, если это он притягивал меня? Мой отец. Его существование звало меня сквозь время и расстояние.
Руфус зевнул, и я погладила его за ухом, в голове у меня уже начал складываться план. Все завертелось, детали быстро прояснялись, и на ум сразу же пришел человек, который мог бы помочь. Теперь у меня был свой взгляд на этот случайный набросок, это уникальное произведение искусства.
Ночь, проведенная с Гейджем, встряхнула меня. Пару дней назад я воспользовалась этой возможностью, потому что хотела этого — я хотела его — и не пожалела об этом. А теперь передо мной открылась еще одна возможность. Разве я не была бы дурой, если бы не осуществила свой план, пока могла?
— Как ты думаешь, парень? — спросила я Руфуса, поглаживая его за ухом. — Может быть, там меня ждет что-то замечательное?
И снова перед моим мысленным взором промелькнуло лицо Гейджа. Но я быстро отогнала эту мысль. Гейдж был временным, хотя и чрезвычайно приятным развлечением. Я искала что-то гораздо более постоянное.
Я взяла свой телефон и набрала номер Кэша по видеосвязи. Мгновение спустя его суровое бородатое лицо появилось на экране. Я увидела, что он сидит за стойкой бара, и мельком разглядела Ромео, работающего у него за спиной. Мой дядя явно искал, чем бы заняться, если в будний день в четыре часа он зависал в «Пирожном и эле». Я ухмыльнулась.