— Конечно, — облегченно выдохнула служительница, — конечно, есть. Имя есть у всех.
— Ну?
— Что — ну?
— Так как же его зовут?
— А я разве не говорила? Александр Васильевич!
— Ну, вот и славно, — ласково сказала Лилия, — видите же, совсем не трудно!
Служительница посмотрела на нее с некоторой опаской.
— И что же, этот Александр Васильевич — художник?
— Ну, в том числе и художник, — уклончиво ответила служительница и зачем-то оглянулась по сторонам.
Безошибочное профессиональное чутье подсказало Лилии, что клиентка чувствует себя некомфортно и вот-вот попытается в одностороннем порядке свернуть разговор.
— А на досуге, стало быть, обучает молодое поколение, — продолжила Лилия ровным и доброжелательным тоном, на всякий случай ухватив служительницу за рукав синего форменного жакета, — и много ли он берет за свои уроки?
Служительница оскорбилась и неожиданно сильным рывком высвободила руку.
— Вы с ума сошли?! Ничего он не берет! Никогда! Ни с кого! Все, я пошла, некогда мне тут с вами! — И нырнула в сумрачную прохладу холла.
Лилия, лелеявшая надежду, что служительница в конце концов познакомит ее с синеглазым Александром Васильевичем, была несколько обескуражена.
Между тем находиться дальше на крыльце было бессмысленно и даже небезопасно. За стеклянными дверьми нарисовалось несколько встревоженных женских лиц, и по шевелению их губ Лилия догадалась, что ими всерьез обсуждается идея вызвать милицию.
Надо было или брать билет и идти в музей, или немедленно ретироваться. Лилия предпочла сделать последнее и направилась к лужайке.
За время ее разговора с нервной служительницей в природе успели произойти изменения.
На солнце наползла небольшая, но тяжелая, со свинцовой опушкой туча. Из-за реки громыхнуло. Первый сильный порыв ветра пригнул росшие вдоль ограды кусты сирени и растрепал забытую кем-то папку для эскизов.
Лилия огляделась и заметила, что лужайка была пуста и пуста была набережная. Всех прохожих точно ветром сдуло. Лилия тоже поспешила укрыться от надвигающегося дождя, а когда, задыхаясь и прижимая руку к ошалевшему от непривычной нагрузки сердцу, добежала до крыльца музея, за ее спиной не было уже ничего, кроме сплошной стены дождя.
К радостному удивлению тетки, Лилия не уехала на следующий день. Тетка сразу же завела разговор о том, что вот, неплохо было бы вскопать еще пару грядок и починить обветшавшую тепличку — она, тетка, как раз вчера видела в хозяйственном магазине прочную и недорогую полиэтиленовую пленку. Но племянница разочаровала ее. Вместо того чтобы браться за лопату или за ремонт, Лилия три дня подряд с самого раннего утра уходила куда-то и возвращалась лишь на закате солнца, голодная, хмурая и недовольная.
А вернувшись, приставала к тетке со странными вопросами: есть ли в городе художники, да сколько, да как зовут? Тетка, никогда не интересовавшаяся художниками, причину Лилечкиного беспокойства поняла, в общем-то, правильно.
— Замуж тебе надо, вот что, — заявила она племяннице на исходе третьего дня, когда та, возвратившись с очередных бесплодных поисков, жадно хлебала гречневую кашу с молоком. — Ты женщина еще молодая, видная, самостоятельная… Только зачем тебе художники? Ну их совсем, ненадежные они люди… А вот у меня сосед есть, полковник, военный, между прочим, пенсионер, солидный такой мужчина!
От соседа-полковника Лилия решительно отказалась.
— Зря ты это, — укоризненно заметила тетка, — уж такой мужчина солидный… и дом у него есть, и участок, двенадцать, между прочим, соток, и машину новую недавно купил… А человек он какой хороший, Александр-то Васильевич…
— Александр Васильевич? А как он выглядит? — внезапно заинтересовалась Лилия.
— Как выглядит, как выглядит, — забормотала в смущении тетка, — обыкновенно выглядит. Мужчина и мужчина… С лица-то воды не пить! Да вот он, кстати, подъехал! Иди, Лилька, посмотри на него в окно!
Несколько минут спустя Лилия, все еще корчась от неудержимого смеха, собирала в своей комнате дорожную сумку.
— Это я над собой смеюсь, — объяснила она надувшей губы тетке, — дура я, тетечка, как есть дура! Вы на меня не обижайтесь! Поеду я. Прямо сейчас. Как раз на ночной поезд успею.
Как всякий настоящий психотерапевт, Лилия Бенедиктовна была человеком в высшей степени здраво— и трезвомыслящим. Вернувшись в город, в привычную среду, к привычной работе, она решительно отставила в сторону всякие там романтические мечтания. Попыталась даже убедить себя, что никакого Александра Васильевича, художника, седовласого и синеглазого красавца, и не было вовсе, а это Великий Устюг своей древней сказочной атмосферой навеял ей некие видения.