Егор кинулся от леса к селу, стремясь добраться до своей хаты. Выбежал на полевую дорожку, которая привела его к большой дороге, но и тут его настигла погоня. Когда оглянулся, увидел, что по пятам за ним бежит Панас Кулевский, колхозный кузнец, и, подняв тяжелый молот, вот-вот опустит на его голову с гневными словами:
«Мы подрывали рельсы, чтоб не увозили наших детей, наше добро, чтоб не пропустить бандитов на нашу землю… А ты стрелял в нас… Сгонял людей снова укладывать рельсы… И стрелял… Предатель! Изменник!.. Ты бежишь теперь стежками, дорогами… Хочешь опять в наше село?.. Нет тебе дороги к нам… Изменник!.. Изменник!..»
И Егора, обливающегося потом, позеленевшего, почти теряющего сознание, охватил страх. Он только отводил взгляд и пытался оправдываться:
«Стрелял я… стрелял… Да не всегда же… Случалось, что и вверх… Простите!.. Простите!..»
«Нет тебе прощения!.. — он слышал, как кричали вслед, и уже не поодиночке, а все разом: — Нет тебе пощады!.. Предатель!.. Изменник!..»
И Егор снова кинулся в кусты, чтоб напрямик добраться до дому, уйти от погони. Сквозь густой орешник во всю мочь мчался в село, но ветви словно нарочно хлестали его по лицу. Пот ручьями сбегал по спине, а он, хотя уже и не слышал погони, не мог остановиться.
— Все против меня… — шептал, полуобезумев, Егор. — И люди… Не человек я для них, а предатель. И поле, и лес, что в детстве окружали меня лаской, теперь гонят меня…
Совсем обессиленный добрался Егор до хаты. Но не прилег отдохнуть. Одно переполняло его теперь — скорей отсюда! Торопливо собрал в тот же рюкзак, с которым приехал с Севера, самое необходимое. Наскоро написал записку, что оставляет все, что здесь есть, и просил того, кто ее прочтет, распорядиться всем, как захочет. А сам, даже не замкнув двери, еще не отдышавшись от погони, зашагал к городу, на станцию, откуда год назад возвращался сюда. Он шел, и ему казалось, что не только люди, но деревья, цветы и травы угрюмо поглядывают на него.
— Уеду, уеду далеко, — шептал он про себя, — туда, где меня никто не знает. Буду жить, работать. Буду так стараться, чтоб дети мои, если доведется их иметь, никогда не узнали, кем я был. Тут и им не было бы покоя. Поеду в Магадан, на Сахалин, на Камчатку… Только бы подальше. Земля велика… И народ велик, может, простит… может, простит…
Егор уходил в новый путь, а с партизанского костра, после празднования, на рассвете возвращались люди, и яркие весенние лучи освещали их торжественно-грустные и счастливые лица.