К одиннадцати вечера я вхожу в камерное заведение где-то в центре Санкт-Петербурга. Между старых домов, в их каменных сердцах, притаилась скромная дверь с вывеской «Джаз», подсвеченная тёплым золотистым светом. Внутри — полумрак, рассеянный мягкими лампами, около двадцати маленьких столиков, плотно, но не тесно. В глубине зала, у центральной стены, — сцена: контрабас, рояль, ударная установка, медные трубы, ждущие прикосновений.
Публика — люди в соблюдённом дресс-коде, но без вычурности, будто все здесь случайно оказались единомышленниками. Никакого пафоса, только лёгкость, будто души приоткрыты навстречу простоте, чувственности. Непривычно, давно не видела такого. Атмосфера не Чикаго ушедшего времени, но что-то близкое.
Пока я разглядываю интерьер — кирпичные стены, старые афиши, потёртые кожаные кресла, — музыканты уже поднялись на сцену. Без лишних слов, лишь кивки, и первые ноты льются тихо, нежно, обволакивающе.
Мой столик — в углу, ближе к выходу. Марк забронировал его для меня, по моей просьбе с особым указанием «самое скромное место». Кстати, он не сказал, придет ли сам. Мне на это, если честно, плевать, главное, что он скоординировал меня, что здесь я могу услышать любимую музыку, что откликается в сердце. Плечи сами начинают покачиваться в такт, пальцы отстукивают ритм по столу.
Подзываю официанта, заказываю бренди. Благодарю заведение за то, что здесь ещё разрешают курить прямо за столиком во время выступления. Такое теперь редко, где увидишь. Официант, улыбаясь, предлагает сигары «чтобы всё, как в настоящем баре прошлого». Я даже не смотрю в коробку, просто возвращаю её и закуриваю свою любимые сигареты.
Да, такие у меня теперь есть.
А на сцене саксофонист закрывает глаза, и звук становится глубже, пронзительнее, будто вырывается из самой груди. И я растворяюсь в этом моменте — между дымом, алкоголем и музыкой, которая, кажется, говорит со мной через года.
Публика поддерживает исполнителей щедрыми аплодисментами после каждой композиции. Душевно. Некоторые пары уже вышли танцевать под романтичную классику, меня это не интересует, в своём сознании я глубоко в прошлом, там, где лондонская кухня, Джон, приготовление ужина, музыка того века, что звучит в нашем доме и мы танцуем под неё после рабочего дня в Госпитале.
— Рад, что тебе нравится.