Он снова взял в руки бутылку, прекрасно выполняя роль диванного официанта.
– Не плечи. – Утвердительно повторил он, вновь обратив свой изучающий взгляд в мои глаза. – Вольный историк, считающая себя старей всего Мира, которая не использует современные технологии, которая не задерживается в одном и том же городе дольше необходимого, которую не удивить ничем, кроме обычной заботы, которая выглядит то как сбежавшая из дворца дорам Госпожа, то как участница заговоров мафии... Так ты ещё и разбираешься в истории алкоголя. Я в полном замешательстве, что же может у тебя болеть, может, переполненный знаниями рассудок?
Я киваю, подтверждая его анализ. Анализировал он меня, разумеется, с доброй интонацией.
– Ты либо сомелье на фрилансе, либо бывший сотрудник КГБ, когда-то работающий под прикрытием в Лондонском закрытом клубе, иначе откуда тебе знать вкус этого рома?
И я понимаю, прекрасно понимаю, о чём он говорит.
– А ты не допускаешь, что я была одной из сотрудниц самого клуба?
В том самом закрытом клубе меня интересовала цель его основания. Я думала, Велиар собрал очередную секту, в которую берёт только политиков и только мужчин, развлекая их внимание алкоголем и женщинами в костюмах послушных нежных крольчат. Думала, он готовит очередную войну и хотела подслушать, подсмотреть, предотвратить, черт возьми, подлив Воды из Своего Истока в их бокалы. Мне для этого даже пришлось переодеться в мужчину и пить с ними наравне! И даже страстно обнимать одну из милых крольчат… Но это оказался просто клуб любителей…
– Нет. – Резко отрезал Марк. – Исключено. Это не твоя история.
Он понимает, кто и для чего работают в этом клубе. И он явно отрицает, что я тот самый «кролик». Его реакция на мой ответ кажется мне странной и… приятной. Обычно, парни его возраста почитают пикантные истории, где девушка подчеркивает свою красоту и опыт в её преподношении перед публикой. Его же отрицательное и уверенное утверждение на счёт меня, заинтересовывает.
Я преподношу бокал к своему виску, слегка наклоняя голову вбок, чтобы посмотреть на собеседника уже не как на типичного представителя мужского пола, который мог бы только что перед о мной появится. Со стороны это выглядит так: дошла до приятной кондиции, готова к философским рассуждениям.
– А какая - моя? – Спрашиваю, ожидая именно опровержения возникшего ощущения, что передо мной уже не тот Марк, с которым я танцевала в клубе, а чувствующий и чувственный парень, который может читать между строк так, что ещё ни раз удивит меня.
Он, тем временем, расслабленно улыбается и выпивает, затем, копирует мою позу.
– Твоя история – та, о которой ты никогда не заговоришь просто так. – Начал он, спокойным и ровным тоном. – Ты, однажды уже доверила несколько своих важных историй. После чего была предана. И не один раз. Именно после этого, больше и не думаешь говорить свою правду. Даже фамилию назвала ту, которую только что себе сама подобрала.
Внутри меня пронеслось это: Марк говорил, а я снова становилась свидетелем самых жестоких предательств себя же. Я видела свою невинность, наивность, глупость и такую сильную неуместную веру в людей, основанную лишь на учении Слов Божьих.
– Это всё скопилось в тебе, в твоей крови, в твоём теле и разрывает. – Продолжил он с не моргающими, словно омертвлёнными глазами и абсолютно бездонным взглядом, огонёк которого исчез за толщей уже его личных воспоминаний, углубляющихся в их бездну. – Никому и в голову не приходит, какую борьбу ты ведешь ежесекундно со своим желанием заговорить о себе настоящей. Скинуть хоть пару слов правды, чтобы стало легче. Чтобы освободить место под новые истории. – Взгляд юноши вдруг резко становится прежним, живым. – Но стоит тебе вспомнить лишь об одном из бесчисленных предательств, ты тут же, самолично, затягиваешь петлю на горле своего желания и задавливаешь его. – Марк моргнул, завершая этот монолог.
Вроде бы, он говорит простые фразы, имеющие отношение практически ко всей половине человечества, но звучало это так, будто он говорит сейчас только о нас двоих. Если бы Марк не столкнулся с предательством, его лицо сейчас не отражало бы то, что я увидела - полное понимание и сожаление.
Я слегка придвигаюсь ближе к нему, обнимая ладонью его лицо и притягивая к себе. Его глаза снова блестят, губы улыбаются. Он смотрит на меня как ребёнок, ожидающий одобрения и похвалы от матери за аккуратно выполненное первое важное поручение. Парадокс в том, что я ждала от него опровержения своего ощущения. Но то, что я услышала, стало его подтверждением – я не смогу не захотеть сблизиться с ним. Не смогу не договорить, не дочувствовать. Он – нечто, гораздо серьезнее, лучшее, гораздо важное, чем просто «забыть».