Осматриваю тело Кабана. Нехило она его… Это что должно случиться, чтобы Люба! Люба! Взяла в руки оружие!
И как же вовремя случился этот замес, потому что в то время, как ребята из СОБРа окружают дом и врываются внутрь, сопротивления не встречают. А дальше дело техники. Меня укладывают на пол и выворачивают руки вместе со всеми, но потом признают и освобождают. Я сразу спускаюсь в подвал и осматриваюсь. Люба свернулась клубком на матрасе, на полу грязные разводы и что-то темное валяется вокруг матраса. Приближаюсь, опускаюсь на колени – это волосы… Любины волосы! Касаюсь ладонью руки девчонки – холодная, как лед. Подхватываю ее на руки и несу прочь. Все закончилось, девочка. Все закончилось…
Скорая, больница, люба не приходит в сознание и ей ставят капельницы. Я обтираю влажным полотенцем открытые части ее изможденного тела. Лицо, руки, ноги… Волнистые волосы неаккуратными прядями рассыпались по подушке, под глазами синяки, на виске до сих пор не сошла шишка. Голубые вены просвечивают сквозь светлую кожу. Такая хрупкая и беззащитная…
Касаюсь пальцами бледной щеки. Не реагирует ни на что. Сука! Я бы собственноручно отстрелил яйца мрази, если бы Люба не сделала это сама. Лютый впечатлился, как и все остальные. Теперь надо как-то слить это дело. Защитить Любу, оградить от этой грязи.
Но беда не приходит одна, и мне приходит известие о том, что Сергея Сафонова сбила машина. Прямо на пешеходном переходе у больницы. Я перехватываю скорую и договариваюсь с медработниками, чтобы не афишировать, что это именно Сафонов. И мы указываем, что происшествие было с летальным исходом. Естественно, это фикция, но об этом знаем только я, сам Сафонов, главврач, фельдшер из скорой и медсестра. Она, кстати, была рекомендована главврачом как верный человек.
Теперь главным пунктом остается дождаться пробуждения Любы. И сообщить печальную новость о ее отце – моя обязанность. Тяжелее всего дается держать лицо, когда Люба срывается в истерику. Я словно чувствую всю ее боль. Она входит под кожу острыми иголками и пронзает насквозь. Моя маленькая, несчастная девочка… Как же мне тебя жалко…
Любе делают успокоительный укол и я остаюсь в ее палате. Врачу не удается меня выпроводить, я представляюсь ее женихом. Этот статус дает мне право беспрепятственно находиться здесь и приглядывать за ней. Когда сам контролирую ситуацию – как-то спокойнее. Потому что стоило оставить Любу без присмотра на пару дней, как случилось то, последствия чего разгребаю до сих пор.
Но и тут не обошлось без происшествий. Зотов, гнида, снова пропал. И я предполагаю, что он вернулся в страну под другим именем. Пока наши ищейки роют землю в поисках Зотова, я не могу быть спокоен. Не получается оставаться равнодушным, когда виду большие грустные глаза Любаши. В клочья меня разрывает своим медикоментозным спокойствием. Словно и не она это вовсе. Врач говорит, что это действие антидепрессантов, которые ей вкалывают каждый день. Но лекарства отменять резко нельзя, и препятствовать лечению я не имею права.
Наконец, Люба немного оправляется от шока, и ей разрешают выходить на прогулку. Наблюдаю за ней издалека, не находя смелости присоединиться к ней. Она начнет задавать вопросы, а я не смогу сейчас на них ответить. Поэтому каждый раз нахожу причину выйти из палаты.
Когда приходит время выписки, я забираю Любу в деревню. Она все еще в заторможенном состоянии, поэтому пугается, когда видит незнакомый дом. Озирается. В глазах столько страха, что я снова корю себя за все, что ей пришлось пережить.
22.
Еле отлипаю от нее, когда приходит время уезжать. Она беззвучно плачет, и я сначала не понимаю, что произошло. Может болит что? Но она говорит, что не хочет, чтобы я уезжал. Словно душу мне вынимает своим взглядом больным. Не сдержался, да, сначала обнял ее, да еще и поцеловать нежную кожу осмелился. Старый дурак! О чем вообще думаю!? У девочки стресс, даже, скорее, травма психологическая. Ее чуть не изнасиловали, а я со своими поцелуями… Но реакция тела у меня вполне ожидаемая. Сколько я не был с женщиной? Хрен знает. Наверно, как началась заваруха с Лютым. Попал в его шайку, и пришлось забыть о личной жизни. А теперь что? Смотрю на Любашины плечи хрупкие и тихо погибаю… Говорю ей что-то, пытаясь отвлечься, а потом не оборачиваясь, ухожу. Сейчас это лучшее решение. Быть с ней в одном пространстве, наедине, совершенно невыносимо. А я не подлец какой-то, чтобы пользоваться ее беспомощностью. Да и возраст опять же…