Увы – не вижу на лице твоем.
Не слишком ли ты, счастье, запоздало?
Мятежной кутерьмой не дорожа,
Мне все же одного согласья мало,
Желает быть желанною душа.
Не путаешь ли? – Да, душа и тело.
А, впрочем, как разделишь их сейчас,
Разъединишь... Когда бы ночь хотела,
Когда бы ночь сама хотела нас! –
Тогда… Но тсс… Поправлю одеяло
И напоследок к жаркому виску
Прижмусь. Пусть сон охватывает, вяло
Бубня, мою счастливую тоску.
* * *
Владимиру Паршикову
Уже без лиры, на границе двух
Пространств – слепящей тьмы, сухого света…
Мы все когда-то превратимся в слух,
В последний взгляд, в теряющийся где-то
В долинах мрака отблеск. Да – увы! –
Не различить погасшей Эвридики.
Здесь глухи звуки, запахи травы
Сильны, печальны тени, скалы – дики.
Куда же мы попали под конец,
Твердя мотивчик бодренький, веселый?
И ты молчишь подавленно, певец…
Уста, что медом наполняли пчелы,
Теперь какою горечью полны
Невысказанной нежности, вины!
ВЕЛИЧКА
Как мы долго спускались – ступень за ступенью
В соляные провалы земли,
Со своей соревнуясь мигающей тенью,
И все ниже и ниже вели
Переходы подземные. Света скольженье
По блестящей в наплывах стене
И соленого воздуха легкое жженье
В горле – так и запомнились мне.
Ну а там нас встречали волшебные гроты,
Храмы, словно из серого льда.
То, что в царстве Аида такие работы,
Не подумал бы никогда.
И, быть может, напрасна тоска по разлуке?
Эвридика, оставшись, права…
В этом мире, где блики контрастнее, звуки,
Где чуть кружится голова.
* * *
Может быть, для нормальной-то жизни как раз
И не нужно стихов никаких.
Безотчетное благополучие нас
Привечает, гостей дорогих,
Переводит часы, замышляет, как нам
Лучше отпуск с тобой провести.
Этим милым, семейным, случайным делам
Наполнять, отвлекать нас, пасти.
Оказалось, что счастье – всего лишь покой
Вместе с волей. Свободно дышать,
Никакою химерой, мечтой никакой
Не тревожить души, не решать
Тех вопросов, которых уже не решить,
Не копить ни обид, ни грехов,
И, мой бог, просто так, непосредственно жить
Без вот этих несчастных стихов!
ИТАЛЬЯНСКИЕ ФРЕСКИ
I
Только и может мечтою быть,
Чтобы, доставшись, игрушкой стать…
Сон: по Большому каналу плыть,
Плыть бесконечно и не устать.
Где и колонны качают-ся
В такт невысокой, ручной волне,
Где небеса не кончают-ся,
Как и цветы на стене.
Ты и утопленница давно,
И повелительница морей.
Гондолы веслами щупают дно
От дверей до дверей.
Так я все это и представлял,
Даже чуть разочарован был:
Ветер на пьяцце, влажен и вял,
Голубей теребил.
Впрочем, конечно, когда б тебе
Я посвятил бы дней пять иль шесть!..
Смысл в любопытствующей ходьбе
Есть.
Или же лучше оставим так:
Хрестоматийней, чем ад и рай,
Словно сусальной мечты маяк,
Издалека сияй!
II
Не Адриатикой, ленивою волной
Брега ласкающей, нездешней и не нашей,
Закрытой от Романьи остальной
Оградой бесконечных платных пляжей,
Весь жар песка, весь терпкий зной дневной
Впитавших загорелою спиной,
Ночных огней искрящеюся пряжей,
Не Адриатикой… Мне памятен иных,
Тирренских волн вращающийся ролик,
Холодноватых, как латинский стих
Вергилиевых пасмурных буколик.
И прямо в них, в колышущийся мрак
Закатное ложилося светило.
Я рядом плыл, и слышно было, как
Бубня на дно громада уходила.
А ночью сквозь открытое окно
Врывались стоны, рокоты и гулы,
Как будто кто-то, умерший давно,
Свои недоумения, посулы
И оправдания пытался досказать.
Зачем? Кому, бессонному? Не мне ли?
Ворочался, вставал. Светлело в пять.
И сумрачные воды розовели.
III
Мне серебряный перстень хотелось купить
Здесь с топазом или аметистом,
Чтобы так и тянулась Италии нить
Через жизнь мою светом огнистым.
Побоялся. Во-первых, и долларов жаль…
Во-вторых, как носить его буду? -
Не привык. На площадке небесная даль
Подступала, слепя, отовсюду.
В дымке горы, холмов набегающий ряд,
Свежий ветер смятение будит.
Не возьмет, к сожаленью, фотоаппарат,
А вот память, зато, не забудет.
Я уснуть бы хотел, прислонившись к стене
Неокрашенной, солнцем нагретой.