Скрестив ладони на рукояти неразлучной трости, помалкивал Иосиф Герасимов. Может быть, в преддверии столь жутких катаклизмов он считал бестактным упрекать старого друга в том, что нас все более тревожило: заявив во всеуслышание об учреждении ПИКа, Союз объединенных кооперативов не сделал решительно ничего для становления молодого издательства. Мы не получили ни рубля стартового капитала, ни грамма бумаги, ни обещанной типографии, ни редакционного помещения. По сути дела, кооператоры лишь использовали факт создания демократического издательства для того, чтобы приукрасить подобным меценатством свой имидж. Но, в таком случае, чего стоила сама аббревиатура ПИК: «писатели и кооператоры»? Нам предоставили право на свой страх и риск барахтаться в жестоком шторме зарождающегося рынка…
Однако все это осталось невысказанным.
Через несколько дней Герасимов улетел с женой Капитолиной Васильевной в Чехословакию, отдохнуть в тихом курортном городке.
Здесь, посреди ночи, его насмерть сразил инфаркт. Он успел лишь выдохнуть: «Я умираю в чужой стране…» — и дважды перекрестился.
При вскрытии врачи обнаружили, что его сердце было подобно утлой сеточке — чем держалось?..
Ярким мартовским днем мы схоронили Иосифа Герасимова на Востряковском кладбище в Москве. Близ его могилы то и дело появляются вереницы благоговейно тихих людей, экскурсантов: неподалеку покоится академик Андрей Сахаров.