— Прямо в центр, говоришь? — заметил Скалла. — Решил с предком пообедать?
— Господи, не спрашивай ты меня, — взмолился Питер, чувствуя себя крайне неловко.
Представительство комиссара полиции Нью-Йорк-Сити находилось на четырнадцатом этаже. Войдя в приемную, Питер увидел отца, тоже ожидавшего вызова. На Корине О'Нилле был парадный мундир с двумя звездами коммандера, начальника участка. Попадись тут Питеру Элвис Пресли, он удивился бы меньше.
— Папа, ты что здесь делаешь?
Улыбка Корину О'Ниллу давалась с усилием.
— Сам голову ломаю. Может, у тебя, Пит, по службе неприятности?
— Я бы тебе первому сказал.
— Это точно.
Из кабинета вышла заместитель комиссара.
— Доброе утро, Питер. Рада, что вы смогли выбраться.
Будто у него выбор был. Питер старался сохранять спокойный и безразличный вид. Заговорил Корин:
— Слушай, Люсиль, может подскажешь, куда нынче ветер дует?
— Я ему только что звонила. Он вас ждет, коммандер.
Однако сам комиссар Фрэнк Маллеин уже открыл дверь кабинета, рассыпаясь в сердечных приветствиях.
— Привет, Корин! Рад, как всегда, рад. Как Кейт? Ты ведь знаешь, как сильно мы волновались.
— Спасибо, хорошо. Она обрадуется, когда узнает, что ты спрашивал.
Маллеин посмотрел на Питера и положил руку на плечо молодого следователя.
— Питер, когда же я тебя видел в последний раз? Расчищаешь завалы для кардинала Хайеса?
— Думаю, вы правы, сэр.
— Заходите, заходите. Так тебе, значит, нравится в семь-пять?
— Это то, чего я хотел, сэр.
Когда они вошли в кабинет и Люсиль закрыла за ними дверь, Питер увидел Джона Рэнсома, на этот раз в костюме и при галстуке. Со дня их встречи на выставке в галерее Мелличампа прошло больше месяца. Эйхо с тех пор и двух слов о Рэнсоме не сказала, а Питер и вовсе забыл о нем. Теперь же у него возникло ощущение, будто в желудок кирпич упал.
— Питер, — произнес Маллеин, — ты знаком с Джоном Рэнсомом. — Отец Питера бросил быстрый взгляд на сына. — Джон, а это Корин О'Нилл, отец Питера, один из самых замечательных людей у меня на службе.
Пожилые люди обменялись рукопожатиями. Питер не сводил с Рэнсома глаз.
— Джон художник, ты, наверное, знаешь, — объяснял Маллеин Корину. — У моего брата есть одна из его картин. А Джон много добра делал для полиции по части благотворительности еще задолго до того, как я в это кресло сел. Так вот, у него есть одна маленькая просьба, и мы будем счастливы его уважить. — Маллеин обернулся и подмигнул Питеру. — Особое задание для вас. Джон объяснит.
— Ну, в этом я не сомневаюсь, — пробормотал Питер.
Вертолет доставил Питера и Джона Рэнсома на аэродром Уайт-Плейнз, где их поджидал лимузин. Они отправились по шоссе номер 22 на север к Бедфорду через округ Уэстчестер. Страна поместий. В вертолете мужчины почти не разговаривали, а затем Рэнсом то и дело звонил по телефону. Всякий раз извиняясь. Питер кивал и смотрел в окно. Чувствовал — зря время теряет. Был уверен, рано или поздно Рэнсом заговорит про Эйхо. О ней он точно не забыл, этот тихий, но упорный малый.
Едва Рэнсом покончил с телефонными разговорами, Питер решил идти напролом.
— Вы тоже так живете? — Он кивнул на роскошные поместья за окном.
— Я вырос здесь. В Бедфорд-Виллидже.
— Вот, значит, куда мы едем, к вам домой?
— Нет. Дома, где я рос, уже нет. После смерти родителей я продал все, кроме нескольких акров.
— Немалую копейку, должно быть, стоило.
— Дело не в деньгах.
— Вы уже были богаты, хотите сказать?
— Да.
— А ваше особое задание, про которое комиссар говорил, оно в чем заключается? Вам нужен кто-то, чтобы утрясти… какую ситуацию? Кто-то затрудняет вам жизнь?
— В данное время единственное мое затруднение — вы, Питер.
— Ладно, что ж, я, может, об этом догадывался. Значит, дело касается Эйхо?
Рэнсом обезоруживающе улыбнулся:
— Питер, уж не считаете ли вы меня богатым хлыщом, собравшимся похитить вашу девушку?
— Это меня не беспокоит. Эйхо не станет вашей… как это у вас называется… «натурщицей»? И вам об этом известно.
— По-моему, личная дилемма серьезнее, нежели вам хочется признать. Она касается обоих — и вас, и Эйхо.
Питер пожал плечами, но почувствовал, как затылок наливается жаром.
— У меня нет личных дилемм, мистер Рэнсом. Они для богатеньких, у кого слишком много времени и денег. Понимаете? Вот они и забавляются, влезая в жизни людей, которые хотели бы одного — чтобы их оставили в покое.
— Поверьте мне. Я не намерен причинить ни вам, ни ей ни малейшего… — Он подался вперед и указал в окно: — Вам это, возможно, будет интересно. Одна из моих бывших натурщиц живет здесь.
Они проезжали мимо участка земли с домом, который окружала низкая стена из камня примерно в четверть мили по периметру. Питер разглядел мелькнувший среди деревьев особнячок и надпись на каменных воротах: «Ван Лайер».
— Как я понимаю, она совершенно счастлива. Правда, мы с ней не общались с тех пор, как Анна мне позировала. Это было много лет назад.
— Похоже, зажиточная особа, — буркнул Питер.
— Этот дом я ей купил.
Питер взглянул на художника, недоверчиво скривив губы.
— Все мои бывшие натурщицы стали хорошо обеспеченными — при том условии, что останутся безымянными.
— Почему?
— Считайте это причудой, — ответил Рэнсом с улыбкой. — Нас, богатеньких, хлебом не корми, дай только почудить. — Он вновь перевел взгляд на уходящую к горизонту дорогу. — Когда-то здесь вдоль дороги стояли прилавки с фруктами и овощами… Интересно… да вот и он.
Питер очень хотел пить, а сидр на прилавке был хорошо охлажден. Пока Рэнсом выбирал яблоки, Питер прошелся, присматриваясь. Среди дневных покупателей заметил сильно покалеченную молодую женщину в инвалидном кресле, стоившем, похоже, не меньше, чем спортивная машина.
Вернувшись к машине, Рэнсом спросил Питера:
— Ну как, нравится вам здесь?
— У меня от свежего воздуха голова болит. Не по себе как-то. — Питер допил сидр. — Мистер Рэнсом, а сколько их было? Ваших натурщиц, я имею в виду.
— Эйхо будет восьмой. Если удастся убедить…
— Никаких «если». Вы попусту теряете время. — Питер внимательно смотрел, как к креслу с беспомощной женщиной подвели подъемное устройство и стали устанавливать его в автофургон.
— Рассеянный склероз — болезнь разрушительная, Питер. Сколько еще времени остается, пока мать Эйхо сможет сама заботиться о себе?
— Еще два-три года у нее, наверное, есть.
— А что потом?
— Без понятия. Она проживет лет до восьмидесяти. Если, конечно, это можно назвать жизнью.
— Ужасное бремя, которое Эйхо придется взвалить на себя. Будем откровенны.
Питер пристально посмотрел на Рэнсома, круша в ладони стаканчик из-под сидра.
— В денежном смысле ни вам, ни ей не по силам справиться с тем, что потребуется при болезни Розмэй. Да чтобы еще оставалось на мало-мальски сносную жизнь для вас самих. Но я могу снять это бремя.
Питер швырнул смятый стаканчик, точно попав им с десятка шагов в мусорный бак, и повернулся к Рэнсому спиной.
— Вы их всех трахали?
— Вы же понимаете, Питер, я не намерен отвечать на подобные вопросы. Я вот что скажу: никогда в отношениях между моими натурщицами и мною не будет места для схватки, для какой бы то ни было… неловкости, которые пагубно скажутся на моей работе. Работа — вот все, что действительно имеет значение.
Питер оглянулся на Рэнсома, стараясь придать своему взгляду побольше вежливости, однако солнце било в глаза, и он поневоле прищурился.
— А для нас имеет значение вот что. Мы с Эйхо собираемся пожениться. Что трудности ждут — знаем. С этим мы уже разобрались. И ваша помощь нам не нужна. Ну что там у вас еще?
— Я рад, что у нас выдалось время для знакомства. Не станете возражать, если мы сделаем еще одну остановку, прежде чем отправимся обратно в город?
— Время ваше, вам решать. Мне, как отец говорит, по часам платят. До сих пор денежки были легкими.
Попетляв по идущей в гору дороге, по обеим сторонам которой высились выложенные из столетних валунов стены, лимузин добрался наконец до симпатичного домика, сложенного, на староанглийский лад, из камней и крытого черепицей. Здесь открывался изумительный вид на озеро и заповедник, населенный пернатыми всех видов.