— Он говорит, что это была десятифунтовая бумажка. Одну такую бумажку нашли у него в кошельке. Но все другие высказанные вами затруднение совсем не так страшны, как кажутся. Он вовсе не чужой в этой местности… Он жил в Тэвистоке два раза летом. Опиум он, вероятно, привез из Лондона. Ключ, наверно, забросил после того, как употребил его в дело. Лошадь, может быть, лежит на дне какой-нибудь шахты или заброшенного рудника.
— Что он говорит о галстуке?
— Он признает его своим и уверяет, что потерял его. Но в деле обнаружилось новое обстоятельство, которое может объяснить, почему он увел лошадь.
Холмс насторожил уши.
— Мы нашли следы, указывающие, что шайка цыган останавливалась в понедельник ночью в миле от места, где совершилось убийство. Во вторник они ушли. Если предположить, что между Симпсоном и цыганами существовало соглашение, то не мог ли он, когда его нагнали, вести лошадь к ним, и не находится ли она теперь у них?
— Конечно, это возможно.
— Цыган разыскивают в болоте. Я также осмотрел все конюшни и пристройки в Тэвистоке и на десять миль кругом.
— Кажется, вблизи есть еще скаковая конюшня?
— Да, и это факт, которым не следует пренебрегать. Лошадь этой конюшни, «Десборо», была вторым фаворитом, и потому исчезновение первого — в их интересах. Известно, что у Сайлэса Броуна, тренера, записаны большие пари, и он не был другом бедного Стрэкера. Однако мы осмотрели эти конюшни и не нашли ничего подозрительного.
— И ничего, что могло бы указывать на то, что Симпсон связан какими либо интересами с конюшней Кэпльтона?
— Ровно ничего.
Холмс откинулся на спинку коляски, и разговор прекратился. Несколько минут спустя, наш экипаж остановился у хорошенькой виллы из красного кирпича, увитой плющем и стоявшей у самой дороги. На некотором расстоянии от нее виднелась длинная постройка, крытая серой черепицей. Во всех других направлениях тянулась извилистая болотистая равнина, вся бронзовая от увядающих папоротников, сливавшаяся в дали с горизонтом и прерываемая только колокольнями Тэвистока да группой построек на заводе — кэпльтонскими конюшнями. Мы все выскочили из коляски, за исключением Холмса. Он продолжал сидеть по прежнему, откинувшись на подушки и устремив глаза на небо, очевидно, весь погруженный в свои мысли. Он сильно вздрогнул, когда я дотронулся до его руки, и вышел из экипажа.
— Извините меня, — проговорил он, обращаясь к полковнику Россу, с удивлением смотревшему на него. — Я грезил наяву.
По блеску его глаз и по сдержанному волнению, я, привыкший к нему, убедился, что он напал на след, хотя никак не мог догадаться, как он мог найти его.
— Может быть, вы желаете сейчас же пойти на место преступления, м-р Холмс? — сказал Грегори.
— Я думаю, лучше остаться здесь и расспросить о некоторых подробностях. Я предполагаю, что Стрэкера принесли сюда?
— Да, он лежит наверху. Осмотр тела назначен на завтра.
— Он и служил у вас несколько лет, полковник?
— И был отличным слугой.
— Предполагаю, что вы осмотрели его карманы, инспектор?
— Все вещи в гостиной. Если желаете, можете взглянуть на них.
— С удовольствием.
Мы все перешли в гостиную и сели вокруг стола, стоявшего посредине комнаты. Инспектор отпер четырехугольный жестяной ящик и выложил перед нами небольшую кучу вещей. Тут была коробка спичек, двухдюймовый огарок сальной свечи, трубка, кожаный мешочек с пол-унцией табаку, серебряные часы с золотой цепочкой, пять золотых соверенов, алюминиевый карандаш, несколько бумаг и ножик с ручкой из слоновой кости, с очень тонким негнущимся лезвием и со штемпелем «Вейсс и К°, Лондон».
— Очень странный нож, — сказал Холмс, взяв его в руки и внимательно оглядев его. — по тому, что я вижу на нем пятна крови, я предполагаю, что это тот самый нож, который нашли в руке покойного. Ватсон, этот нож, наверно, по вашей части.
— Это нож для снятие катарактов, — ответил я.
— Я так и думал. Очень тонкое лезвие, предназначенное для очень тонкой работы. Странно было брать с собою такую вещь, предполагая, что угрожает опасность, тем более, что нож не закрывается.
— На кончик надевался наконечник из пробки, который мы нашли рядом с трупом, — сказал инспектор, — жена Стрэкера говорит, что нож лежал на туалетном столе несколько дней, и что он взял его уходя из комнаты. Это плохое оружие, но, может быть, у него не было лучшего под рукой.