Начиная с третьего курса Комлев занимался в научном кружке, свободное время и выходные дни проводил в клинике, на четвертом курсе он уже ассистировал при сложных операциях. Благоволивший ему профессор Плямочкин ходатайствовал, чтобы Комлева оставили на кафедре общей хирургии, но его ходатайство было отклонено. Личные просьбы и заступничество влиятельных лиц, друживших с родителями Комлева, также не имели успеха. Их доводы «о нецелесообразности использования талантливого будущего врача, уже показавшего незаурядные способности и склонность к исследовательской деятельности, на работе, не связанной с широкой клинической практикой» Министерством здравоохранения были, отвергнуты, а ссылка на «…пагубность отрыва пытливого ума от среды, живущей в атмосфере научного поиска» не принята во внимание. Позиция министерства объяснялась просто: перед каждым распределением выпускников у медицины появлялось столько «надежд», на ее небосклоне начинало клубиться столько туманностей, из которых должны были образоваться ярчайшие «звезды» медицинской науки, а речи ходатаев раздавались так громко, что руководители, решавшие судьбу будущих «звезд» и «надежд», глохли и трудно было обвинить их в том, что в крикливом хоре небескорыстных рекламистов они не различали порой двух-трех голосов, которые следовало бы услышать.
Претенденту на диплом с отличием предоставлялось право выбора. И Комлев избрал горноспасательный отряд, хотя не имел о нем ни малейшего представления. Соблазнило его одно: Синёвск, в котором располагался отряд, находился в каких-нибудь двадцати пяти километрах от областного центра, а Комлев все еще не расстался с надеждой обосноваться в этом центре. На собеседовании он произвел на Тригунова хорошее впечатление, и тот остановился на его кандидатуре.
Прошли государственные экзамены, остались позади последние студенческие каникулы. Зачислял Комлева на службу заместитель Тригунова — тот был в командировке, и вторично они встретились в учебной шахте. Комлев отрабатывал очередное по программе стажировки упражнение, Тригунов пришел на обязательную для респираторного состава тренировку. На отдыхе присел рядом, стал выспрашивать: «Какая в камере температура? Влажность воздуха? Сколько в нем окиси углерода? Каким должен быть режим работы горноспасателей при этой температуре и влажности? Допустимые нагрузки?» Сбивчивые ответы обескуражили Тригунова.
— Стажер к упражнению не подготовлен, — отчитал он Гришанова, — Объявляю вам замечание и предупреждаю…
Гришанов и без предупреждения знал, что теперь командир отряда так возьмет его за жабры, так возьмет!..
— Понимаете, как подвели меня? — упрекнул он Комлева, когда Тригунов выехал на-гора.
— Сознаю…
— Помните, я дал вам вчера задание, литературу?
— Помню.
— Почему же не подготовились?
Комлев зябко поежился.
— Пришли-то в отряд по доброй воле? — не отступал Гришанов.
— Так.
— Я тоже. По своей собственной. И хочу работать не где-нибудь — именно здесь! Зачем же ставите меня под удар? Взаимоотношения интеллигентных людей, к числу которых, наверное, вы себя относите, должны строиться на взаимном доверии и уважении друг к другу, не так ли?
Комлев все глубже и глубже втягивал голову в плечи, словно прятал ее от неминуемого сокрушительного удара, а Гришанов настойчиво ждал ответа.
— Больше такого не будет, — с надрывом заверил Комлев.
И слово свое сдержал. К концу стажировки Гришанов в шутку называл его горноспасателем с легким медицинским уклоном. Тригунов тоже остался доволен им, и вскоре Комлев стал его помощником по медицинской службе.
Должность эта около года была вакантной, медицинская работа в отряде — порядком запущена, о чем хорошо знал Тригунов и в чем без труда убедился Комлев. Он ожидал, что командир отряда сразу после назначения вызовет его и даст указание, как ее наладить. Но вызова не последовало ни на первый, ни на второй, ни на десятый день службы. Комлев пришел к нему сам.
— Установку? — удивился Тригунов. — Положение о медицинской службе знаете? Фактическое ее состояние вам известно? Вот и сделайте так, чтобы одно соответствовало другому. Если потребуется моя конкретная помощь — прошу. У вас уже накопились вопросы и предложения, требующие моего вмешательства?
Таких вопросов и предложений у Комлева не было. И он ушел удрученный, с закипевшей в душе обидой. Слова командира отряда показались ему и насмешливыми, и высокомерными. «Установку?» — про себя передразнивал он Тригунова, уверенный, что удивление того было притворным.