— Он говорит, — перевел координатор, — что десять минут назад открыл новый закон. Тело, говорит он, погруженное в воду, теряет в своем весе столько, сколько весит вытесненная им жидкость. Молодец! Хороший закон открыл! — похвалил горожанина Эйби Си и погладил его по голове.
Великий ученый молодцевато щелкнул сандалиями и, снова закричав «Эврика!», побежал дальше.
— Грандиозно! — сказали сенаторы.
То, что они увидели на Уне, превзошло их ожидания.
И только Главного Координатора неотступно преследовало странное чувство, что он уже все это видел. И не раз. Но где и когда?
Они поднимались в гору, и Главный почему-то подумал, что сейчас они увидят море и. белые паруса кораблей. И когда действительно вдали показался порт и корабли, Дабл Ю как-то странно посмотрел на Эйби.
А поздно ночью, когда усталые члены комиссии вернулись на космическую станцию и легли спать, Главный Координатор вызвал к себе Эйби.
— Я хочу задать вам, координатор, три вопроса и затем сообщить приятную новость. Первый вопрос: сколько времени строили вы этот город?
— Я вас не понимаю… — растерялся Эйби.
— Не валяйте дурака, — перебил Дабл Ю. — Так сколько?
— Три года… — вздохнул координатор.
— Ну что ж, даже при той технике, которая была у вас, это довольно быстро. Вы, я вижу, отличный организатор.
Эйби смущенно хихикнул. Откровенно говоря, он надеялся, что все уже утряслось, и вот, на тебе!
— Хороший город вы построили, но уж слишком новенький, прямо с иголочки…
— Времени не хватило под старину подделывать, а то бы конечно…
— Второй вопрос: где я мог видеть такой же точно город?
— В вашем конференц-зале. На картине. Пятая слева.
— Ну конечно! — сразу же вспомнил Дабл Ю. — Действительно, пятая слева… И как вы ее так хорошо запомнили?
— Двести лет разглядывал. Не захочешь — запомнишь!
— И последний вопрос: с какого времени ваши отчеты не соответствовали действительному положению вещей?
— Да почти с самого начала, — развел руками Эйби. — Не ускоряются местные жители… Чихать им и на СОП и на СИИП. Дикари!
— Ну теперь это все равно. Я получил сообщение, что сиреневая оппозиция в Сенате победила и дальнейшая работа нашей экспедиции признана нецелесообразной. Вот так. Повезло вам!
— Почему? — не понял Эйби.
— А потому, что вернемся мы на Озу и ваша тайна останется тайной навсегда…
— Но вы-то знаете! И вы можете…
— Что могу? Рассказать, что какой-то координатор третьего ранга двести лет водил меня за нос?… Кстати, за составление интересных отчетов Парламент присвоил вам звание координатора первого ранга. Поздравляю! И не благодарите меня. Вас выручила война на Миксе. — Дабл Ю помолчал. — А впрочем, насколько я теперь понимаю, на прославленном Миксе был такой же расцвет науки и техники, как расцвет рабовладельческого строя на Уне!
— А как же бактериологическая война?
— Да, страшные бактерии, из-за которых ни одна комиссия не рискнула побывать на Миксе, — это тоже неплохо придумано. Ох и изобретательные у меня координаторы! Один лучше другого!
Так закончилась эта грандиознейшая из грандиознейших космических экспедиций.
Предоставленные самим себе обитатели планет потихоньку развивались.
А тридцать тысяч лет спустя унианские археологи обнаружили в непроходимых джунглях заброшенный неописуемой красоты город, совершенно не похожий на другие города Уны и построенный из неизвестных на Уне материалов.
И тогда вспомнили древние легенды о неизвестно откуда пришедших и неизвестно куда ушедших людях, которые умели то, чего никто не умел да и сейчас еще не умеет.
И стали говорить, что задолго до современной цивилизации на Уне была другая, еще более развитая цивилизация.
Никто, правда, не мог объяснить, почему от нее остался всего-навсего один город и больше никаких следов. Но, как говорится, тем более!
Выдвигались и отвергались гипотезы, создавались и рушились концепции.
Благодаря загадочному городу были написаны 22442 диссертации, создано 10237 романов и снято 1143 фильма. Но ни в одной из перечисленных работ авторам так и не удалось добраться до сути. Если, конечно, не считать этого небольшого, но абсолютно достоверного рассказа.
ПАРИ
— Итак, уважаемый киберолог, — торжественно сказал старый философ, — повторите, пожалуйста, еще раз условия нашего пари. Зафиксируем их во избежание дальнейших недоразумений на магнитной пленке.
— С удовольствием. Условия таковы: для проведения нашего эксперимента мы, дорогой философ, заказываем дюжину машин, умеющих творить художественные произведения…
— Слишком длинно. Называйте эти машины сокращенно: МУТы.
— Согласен. В каждом МУТе будет запрограммирована потребность писать. Но — и здесь я подхожу к самому главному, — зная, как писать литературные произведения, МУТы совершенно не будут знать, о чем писать.
— Совершенно верно. МУТы ничего не должны знать, кроме правил создания рассказов, поэм, романов и так далее…
— А теперь необходимо зафиксировать следующее: вы, дорогой философ, утверждаете, что, зная, как писать, но не зная, о чем, МУТы ничего не напишут.
— Ничего, кроме бессмысленного набора слов!
— А я, как специалист по психологии искусственного кибернетического творчества, утверждаю, что, абсолютно ничего не зная, не общаясь с внешним миром и даже не догадываясь о его существовании, МУТы все равно писать будут. Причем не просто писать — нет, они станут создавать законченные литературные произведения во всех жанрах.
— И о чем, уважаемый киберолог, эти произведения будут говорить, если МУТам нечего будет сказать?
— А вот это мы выясним после того, как проведем наш эксперимент и вы проиграете пари.
— Я-то не проиграю, поскольку я утверждаю очевидное. А вот вы…
— Ах, дорогой философ, мы, кажется, снова начинаем спорить…
Спор между философом и киберологом, специалистом по психологии искусственного творчества, продолжался уже не первый год. И так как не оставалось никаких надежд на то, что в теоретическом споре одна сторона хоть когда-нибудь сможет переубедить другую, киберолог и философ договорились провести тот самый небывалый эксперимент, о котором шла речь в начале нашего рассказа.
Когда механики отладили последнего, двенадцатого МУТа и расставили машины согласно указаниям киберолога в специальном закрытом помещении, пришел философ.
Недоверчивый философ сам подключил искусственных литераторов к питанию и собственноручно нажал кнопку «работа».
Вспыхнули на панелях. МУТов зеленые огоньки индикаторов, забегали на экранах осциллографов кривые творческих импульсов, зашевелились стрелки приборов, показывающих уровень вдохновения, глубину замыслов, силу воплощения, яркость образов и скорость самовыражения.
А над входом в помещение, где должен был происходить загадочный процесс творчества, зажглась красная табличка: «Просьба соблюдать тишину! Идет запись!»
Но, как выяснилось в первый же час, запись-то как раз и не шла. И ни один МУТ не выдал на-гора ни одного абзаца готовой продукции.
— Это естественно, — сказал киберолог, — они думают, они вынашивают.
— Интересно, о чем можно думать, если думать не о чем? — не без злорадства заметил философ. — Но мы не станем торопиться с окончательными выводами.
Пришел к концу первый день, а МУТы все еще продолжали вынашивать и не приступали к воплощению своих замыслов. Если не считать того, что один МУТ написал: «Раз, два, три, четыре, пять, вышел…» И все. Кто вышел, куда и зачем, осталось неизвестным, потому что МУТ снова впал в глубокую задумчивость.