Выбрать главу

Добрый, юго-восточный дождь идёт второй день, но мне тоскливо не оттого, что не слышно радостных переливов щеглов, живущих в конце двора, среди колючих веток акации, не оттого, что мир не наполнен жужжанием ос и стрекотанием кузнечиков, и уж совсем не оттого, что не видно солнца. Мне тоскливо без другого — без завываний ветра, без ослепительных, змеящихся молний, без грома через полсекунды после вспышки, от которого дребезжат стёкла и в лёгкие врывается озон, а в сердце страх. И я терпеливо жду, когда сменится ветер и вода станет злой.

На столе, позвякивая, вибрирует телефон. Я медленно привстаю, опираюсь на руку и беру трубку. Мне незачем спешить, сегодня идёт добрый дождь.

Звонит друг. У него непыльная работа, выезжать по заявкам и ремонтировать вышедшие из строя водяные счётчики, а когда заявок нет, он пьёт чай в своей маленькой коморке. Но чаще мы пьём чай вдвоём, полусонно разговаривая о незначительных вещах и слушая, как за окнами шелестит добрый дождь. Место его работы недалеко от моего дома, достаточно сделать несколько шагов и я в его коморке.

Я умываюсь, надеваю старые джинсы, лёгкую куртку, и делаю эти несколько шагов.

У него, как всегда, всё давно готово. Гранёные стаканы, на удивление не знавшие ничего крепче чая, пачка сигарет, и только что вытряхнутая пепельница, смастерённая из пивной банки, которую, скорее всего мы сегодня вновь наполним.

Я падаю в скрипучее кресло и закуриваю.

— Дождь идёт? — спрашивает он, и дует на горячий чай.

— Идёт — отвечаю я.

— Да-а. Уже второй день.

— Да-а — я пытаюсь сделать из дыма кольца.

— Тоскливый, добрый дождь. Так ты его называешь?

Я грустно улыбаюсь и киваю головой.

— Уже три года прошло — мой друг вновь заводит этот разговор, хотя может ради этого разговора я и прихожу сюда — Может пора найти замену?

Я пожимаю плечами.

— Подумай сам, это ведь добром не кончится. Не кончается такое добром — мой друг умеет нагнать страха на пустом месте. Это его стиль — Просто забудь, и всё. Да, это тяжело, я понимаю. Но надо ведь дальше жить, правильно?

Забыть? Возможно, я бы и забыл, если бы в нашем городе дожди не шли так часто.

— Давай сменим тему — мягко говорю я.

— Хорошо. Слышал, Серёга новую машину купил?..

Когда идёт добрый дождь, время почти не движется. Мы успеваем наговориться до отвращения к друг другу и по-моему даже к самому умению использовать для общения слова. Совсем по-иному время ведёт себя во время дождей злых. Оно спешит, ускользает, мелькает молнией, и я никогда не успеваю сказать, и совсем не успеваю услышать.

Но как бы не вело себя время, как бы оно не упрямилось и не сопротивлялось само себе, день рано или поздно заканчивается. Мой друг уже дома, в окружении своей семьи, ему всё равно, какой идёт дождь, и идёт ли вообще. Ему не надо ничего терпеливо ждать, на что-то отчаянно надеяться, ему уже не надо искать, всё у него хорошо, и в душе и вокруг. Но я его не виню, я никого не виню. Я курю, сидя на порожке, и рука с сигаретой дрожит.

Добрый дождь закончился три часа назад, а дальше может произойти что угодно. Несколько дней кряду проплывающие мимо, бездонные озёра, внезапно появляющийся западный ветер, дарующий ещё одну надежду, всё что угодно, нужно только ждать. И я жду, один за одним бросая окурки на мокрый асфальт двора. Я чувствую, злая вода уже близко.

Тёмный силуэт высокого тополя резко вздрагивает, словно чего-то испугавшись, и начинает раскачиваться, холодное дыхание приближающейся воды касается моего лица. Я поднимаю глаза. Над головой разбухшими пятнами шесть звёзд. Я вижу, как исчезает одна звезда, потом ещё одна, и моё сердце замирает, оно даёт себе передышку, ведь через несколько минут оно разлетится на сотни брызг, на сотни капель слёз и дождя. Я достаю из кармана телефон.

Силуэт тополя вновь замирает, мы с ним сейчас в самом эпицентре, где нет ни дыхания, ни жизни, где есть только надежда и крадущаяся боль. В темноте не разглядеть неба, но по отсутствию звёзд, я знаю, что там происходит. Я знаю, что прямо надо мной огромное чёрное озеро, готовое обрушиться вниз. Небо крест на крест расчёркивает неуловимая вспышка молнии, и через две секунды воздух вздрагивает от мощного хлопка. В землю втыкаются первые, холодные капли, и мой телефон дрожит от звонка, как запуганное стихией животное. И эта дрожь пробегает по моей руке и врывается в сердце.

— Привет — вместе с её шёпотом подкравшаяся боль хищницей бросается на мой мозг, и я снова теряю контроль, и отчаянно кричу в трубку.

— Детка, ты где?! Скажи же, наконец! — я слышу, как рыдаю.

— Я скоро буду дома — как обычно, полушёпотом говорит она и хихикает — Представляешь, до полной посадки звонить нельзя, а я всё равно звоню. Потому что я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю! Ну, ответь же, пожалуйста, где ты?!

Я помню тот день и тот разговор наизусть.

— Привет.

— Привет.

— Я скоро буду дома. Представляешь, до полной посадки звонить нельзя, а я всё равно звоню. Потому что я тебя люблю.

— Ты у меня настоящая хулиганка.

— А ты в аэропорту?

— Я подъезжаю. Здесь такой дождь был, что пришлось останавливаться на обочине. Но сейчас поменьше.

— Дождь?.. Ты знаешь, тут в иллюминаторе вроде чист… нет, нет, туча. Представляешь, мы прямо в неё влетели. Здорово. Даже капельки на стекле.

— Самолёт уже снижается?

— Вроде да. Тут непонятно… Смешно, в этой туче, как будто в озере. Прямо нереаль…

— Что нереаль? Детка? Ты меня слышишь? Детка!

Самолёт, с раскуроченным молнией правым двигателем рухнул с трёхкилометровой высоты за семь минут до того мига, как его шасси должны были коснуться взлётной полосы. Я помню и тот день, и тот разговор наизусть.

Дождь обрушивается стеной, я едва слышу её шепот, сквозь нарастающий гул.

— Вроде да. Тут непонятно… Смешно, в этой туче, как будто в озере. Прямо нереаль…

— Где ты? — обречённо спрашиваю я сквозь слёзы.

Сколько раз уже я задавал ей этот вопрос? Разве можно подсчитать? Когда приходит злая вода, и мой телефон вздрагивает от звонка, я задаю его, я кричу и шепчу его, не останавливаясь. Но она не слышит меня. Она повторяет и повторяет слово в слово, всё то же, что говорила тогда, три года назад, за несколько секунд до своей… Нет, она не умерла! Я не верю. Это просто из-за плохой связи она не слышит меня, а потому и не может ответить. Разве может быть мёртвым человек, который тебе звонит? Да, она говорит всегда одно и то же, но она всегда была такой прикольщицей, я и теперь улыбаюсь, вспоминая её смешные выходки. Вспоминая, когда идёт добрый дождь, а когда ветер с запада, или тучи рождаются над городом, я слушаю её голос и мне больно…

В нашем городе дожди идут часто. Но иногда, по несколько дней кряду, бездонные, хранящие в своей воде тайну, озёра, проходят мимо. Я не виню их. Я всё понимаю и терпеливо жду. Пусть плывут к другим, к таким же, как я, ждущим звонка, сдавленно кричащим один и тот же вопрос в трубку, рыдающим от незнания — как дальше жить? К тем, кому небесами, как маленькое спасение даруется ответ на другой вопрос — куда уплывают озёра? 

Ночью

 Под вечер, безумно уставший, я вернулся домой с давно проклятой мною работы. Бросив пакет с пустой банкой из под еды на кухонный стол, прошёл в зал, включил телевизор и, раздевшись, развалился на полу, подложив под голову большую мягкую подушку. Ничего не хотелось, кроме как посмотреть что-нибудь простенькое и развлекающее, поэтому, прощёлкав все каналы, я остановился на одном из музыкальных. Слегка прибавив громкость, устроился поудобней на левом боку, подложив руку под голову, и стал тупо смотреть на экран. Вскоре мои веки уподобились крыльям дремлющей бабочки. Они, то медленно и апатично опускались вниз, то резко взмывали вверх. Через минут десять такого порхания между явью и небытиём, я наконец-то провалился в чёрную, всепоглощающую бездну медленной фазы сна.