- До устья, - пока он думал, что сказать, торопливая вода стремнины в миг донесла их до собеседница, и можно было отвечать обычным громким голосом. Ее зеленая лодка, попав «карман» стоячей воды, практически стояла и практически в миг стала рядом.
Спрашивала их высокая полная женщина, которой очень подходил громовой голос и грозная поступь.
Правда, любопытство на лице говорило, что и ей не чуждо все человеческое и это не просто службист. Она уже добрым голосом объясняла:
- А я смотрю, дети плывут на реке одни, совсем без взрослых. Что ж вы родителей-то даже не взяли – страшно ведь, поди? И судно – не лодка даже, самодельный плот. Как еще сделали, может ему тонуть проще, чем плавать.
Мишу немного покоробило такое обращение к ним, как к маленьким детям, но он успокоился тем, что женщине уже где-то уже за пятьдесят и ей кажутся молодыми все люди, дожившие до тридцати лет. А до тридцати еще и юными.
- Я уже взрослый, - на всякий случай определился Миша, - могу сам плавать по реке. А родители ушли на работу, рабочий день же!
Женщина не считала Мишу взрослым, судя по сомнениям в голосе, но цепляться не стала. Лодка – не автомобиль, река – не шоссе. Ни особых возрастных ограничений, ни технических ограничений юридически не существует. Плывут и ладно. Лишь бы не сверху вниз до речного дна и ладно.
И уже больше из интереса спросила:
- А зачем плывете-то? К родне? К знакомым?
Лучше момента было не найти. Миша скомандовал:
- Котенка вот хочу отдать в добрые руки. Дымка, покажись, милая!
Но показалась сначала Вероника. Ойкнула, оказавшись под пристальным вниманием, убежала к другому борту умываться.
Женщина уже хотела немного съязвить, мол, хороший у тебя вырос котенок, красивый, вдвоем, наверное, хорошо ночью под одеялом, но тут показалась и кошечка. Не менее красива и ладна с точки зрения хозяина.
Дымка представилась с королевским видом. Потянулась, показала лапки. Как бы и не скажешь, что несмышленая зверушка. Горделиво зевнула, как могут только кошки, да еще собаки. Не менее гордо, если не сказать чванливо, провела по людям взглядом и нырнула обратно под брезент.
- Ой, какая красавица и умница, - зачаровано сказала женщина, - я бы не отдала. Еще котенок, а какая стать! Вырастет – такой встанет кошкой! Писаное чудо.
- И я бы не отдал, - подтвердил Миша, - мама требует. Или, говорит, отдавай, или утоплю.
- Ой ты, господи! - воскликнула женщина, - тварь же живая. Клопов жалеешь, когда давишь, а тут котенка.
Посмотрела на Мишу, решив, видимо, что с мальчиком о таких вещах не говорят. Вздохнула, перевела разговор на себя:
- А я вот бакенщица сейчас, рекою управляю на небольшом участке, да по временам чищу от природного, а иногда и человеческого мусора. Позавчера вон сломанный катер убирала с мели. Хорошо хоть никто не погиб.
Раньше-то на консервном заводе работала, все ждала пенсии, как манны небесной. А вышла, - она махнула рукой, - одна тоска. Муж умер по болезни, печень у него была слабая. Лечил, да недолечил. Сыновья стали взрослые, самостоятельные. Больше сами, ни пожалеть, ни обиходить. Оба женаты, свои есть у каждого жалельщики. Приходят раз месяц, сразу спрашивают, что сделать, чего отремонтировать и убегают.
Ходишь из угла в угол, починки соображаешь. Одуреть можно. Еле вон работу нашла. Муж тут работал, а теперь я буду.
Плот догнал лодку бакенщицы и Миша уже прощально улыбался, дожидаясь, когда они расстанутся, слишком уж скорости оказались разные, как женщина спохватилась:
- Что же это я? Все о себе, взбаламошенной, а о вас и не думаю. Скоро же ночь, а вам ночевать негде!
- Да вы не беспокойтесь, мы не маленькие, - отговорился Миша, - сейчас поселок проплывем и на берег высадимся, костер подожжем.
- Да не бойтесь, - суп есть, брезент есть, - подхватила Вероника, - лето же, тепло, темноты почти нет. Не обратим внимания, как ночь пройдет. А там дальше плыть.
- Перестаньте-ка вы, - бакенщица обидевшись, чуть ли не перекрестилась, - дикари какие. Охота вам – земля, брезент, костер. Еще вспомните пляски у костра. Или простуду подхватите. Переночуюте в кроватях, как нормальные люди. Завтра встанете и поплывете.