За время пути, пока я замерзал, трясясь в этой карете, у меня было время, чтобы подумать над своим положением. Я принял тот факт, что не сплю, не сошел с ума и не лежу в реанимации под наркотой, ловя красочные глюки. Значит, я попал. Уснул в тайге, замерз насмерть и по какой-то божественной надобности или инопланетной, или… да какая разница почему, проснулся в немощном теле будущего Петра III. При этом никакой информации от тела, кроме некоторых чисто рефлекторных реакций я не получал, видимо, хозяин этого тела не захотел больше бороться со скотскими условиями и отвратительным обращением и ушел, надеюсь, что в лучший мир. Меня везут в Россию к тетке Елизавете, которая Петровна. Из плюсов – я знаю русский, возможно и говорю сейчас с акцентом, но тут помогут тренировки. Помню, как с логопедом в детстве занимался и язык сам себе при этом в зеркале показывал, так что не страшно «обрусею» со временем. Меня же там, куда я еду не знает никто, точнее никто не знает маленького герцога, от слова совсем. Это дает преимущества в том плане, что, чтобы я не делал, какие бы ошибки не совершал, всем будет плевать, потому что никто никаких странностей не заметит. Из минусов – я все же не знаю немецкий. Совсем. Вообще. И вот это может вызвать некоторые подозрения. Что делать? Нужно, во-первых, ограничить круг своего общения до минимума. Пускай, это будет Румберг. Он все равно настаивает, чтобы я пытался говорить на русском и его мои старания не удивят. Эти, так называемые воспитатели, которые меня сопровождают – их надо отправить на хрен. Всех. А, судя по тем вещам, которые я видел во дворе трактира, когда ждал свою карету, их больше, чем те двое, которых я уже, надо сказать, недолюбливаю. Вопрос только в том, каким образом это сделать. Хотя, можно того же Румберга подключить. С его габаритами будет не его проблема, что господа что-то неправильно поймут. Все-таки по моему приказу будет действовать. Да и я буду знать, что, если послушается без лишних возражений и вопросов, то мое слово все-таки немного больше значит, чем этой свиньи Бергхольца.
Карета замедлила ход. Надо же, неужели решили все-таки посмотреть, что там с герцогом, не помер ли еще ненароком? Им же нужно меня живым в Питер привезти, про здоровым никто указаний, наверное, не давал, а то Елизавета Петровна сумеет сделать так, чтобы господам стало мучительно больно, и господа хоть это прекрасно понимают. Вот только, это их пренебрежение, на чем оно основано? Так могут себя вести лишь люди, долгое время знавшие подростка и которым подобное отношение к нему всегда прощалось. Тем более, нужно убирать их от себя.
Движение прекратилось полностью. Дверь открылась, и мне в лицо ударила пригоршня снега. Показался Румберг, а рядом мелькнули тени каких-то людей, ехавших верхом. Мимо прогрохотала еще одна карета. Понятно, в ней, наверное, мое, так называемое сопровождение едет.
– Ваше высочество, Берлин. Господин Корф сказал, что нам надо будет здесь задержаться на несколько дней. Что-то не так с подорожными. Да еще и Бракель так не вовремя Господу душу отдал, – да, конечно. Почему же он подлец не дождался нас, взял и помер, надо было потом, когда мы уже уедем коньки отбрасывать. – Господин фон Брюммер займется бумагами, нам же предстоит переждать здесь в этой таверне.
И Румберг протянул мне руку, за которую я ухватился, вылезая из кареты. Вот я и узнал, что с нами точно едет какой-то Брюммер, которого я пока не видел. На улице была пурга, начинала подниматься самая настоящая метель. Карета стояла рядом с очередным постоялым двором, который сразу же вызвал у меня изжогу. Радовало, что, вроде бы мы все-таки находились в городе, а не посреди поля, как было на предыдущем месте стоянки.