Румберг вернулся довольно быстро, волоча за шиворот довольно бледного Бастиана, в руках которого была скрипка. Вид у обоих был довольно потрепанный, видимо, наш скрипач сильно не хотел идти сюда, но пришлось подчиниться грубой силе, которой Румберг не преминул воспользоваться, чтобы выполнить мое поручение в полной мере.
– Вам повезло, ваше высочество, – хмыкнул Ботта, указывая на Румберга. – Очень сложно в наше время найти столь преданного слугу.
– Да, вы правы, господин посол, невероятно сложно. Я бы даже сказал, что это практически невозможно сделать, – я смотрел на Румберга и мне стало почему-то тошно. Как же хорошо я жил когда-то: все было легко и просто, никаких тебе интриг, никаких заговоров, разве что забег по бабам, да еще и в надежде, что они никогда не узнают о существовании друг друга. А вот надо же, сейчас тошнит и от себя того, и от теперешней ситуации в целом. Чем-то они, эти ситуации были похожи, а может быть я просто их так воспринимаю. Мотнув головой, прогоняя неуместные сейчас мысли я повернулся к австрийцу.
– Ну вот, господин Ботта, музыкой нас сейчас обеспечат. Вы только скажите, какой танец мы будем разучивать?
– Менуэт, разумеется, – Ботта покосился на юную фрейлину, единственную девушку на этом своеобразном уроке. – Бал будет открывать менуэт, и вы, ваше высочество, вместе с ее величеством будете первой парой и некоторое время единственной, лишь спустя некоторое время к вам присоединятся другие гости. Ее величество прекрасно танцует менуэт, я редко видел такую грацию, такую плавность и одновременно точность движений. От партнера ее величества будет требоваться ей соответствовать и не приведи Господь не сбиться с такта.
– Конечно, особенно меня будет угнетать, если я все-таки собьюсь, – я устал улыбаться, и уже даже не пытался выглядеть приветливым. Пускай думает, что это я нервничаю из-за того, что несоответствую тетушке, которую с самого раннего детства только и делали, что этому проклятому менуэту учили. Правда, если я все-таки сумею договориться с портным и эпатирую публику, явившись в чем-нибудь не настолько громоздком, как мой праздничный камзол, то у меня резко появится определенное преимущество перед другими представителями мужского пола, хотя бы из-за того, что я более свободно двигаться смогу. Самое главное, что любые выходки я пока могу списать на возраст, и почему бы не воспользоваться этим для продвижения некоторых своих идей? – Бастиан, долго ты будешь стоять как столб? Давай, играй уже! Ты же слышал, что господин Ботта сказал, первым танцем пойдет менуэт…
Дальнейшее сложно было предугадать. Если честно, я даже не думал, что может произойти нечто подобное, поэтому не сумел вовремя среагировать.
Бастиан все это время смотрел на меня затравленным взглядом, и не успел я договорить, как егерь швырнул скрипку прямо в меня и бросился бежать к выходу из зала. Я легко увернулся от летящего в меня музыкального инструмента, глядя в спину убегающего Бастиана с изумлением. Он что совсем идиот? Куда, интересно, собрался, если с той стороны дверей стоят гвардейцы, которых тетя все-таки прислала. Правда не полк, но полноценную роту – это точно. Но до дверей Бастиан даже не добежал, потому что из-за колонны вышел Криббе и ловко поставил бегущему егерю подножку. Нелепо взмахнув руками, стараясь удержать равновесие, Бастиан рухнул на пол.
– Ты что же, Бастиан, совсем с ума сошел? Что это за представление? – я шагнул к нему, но егерь, которому Криббе не давал подняться с пола, завернул голову и прошипел.
– Я не знаю, что случилось в Берлине, но, когда вы вернулись с музыкального вечера его величества Фридриха, вы изменили всем своим надеждам и чаяниям. Вы выгнали истинных немцев из своего окружения, ваше высочество, и больше не хотели даже слышать о короле Фридрихе, а ведь еще накануне он был вашим героем!
– И поэтому ты решил меня предать? – смотрел на него сверху вниз. – Только потому что я перестал восхищаться этим извращенным гномом? Уволь меня от этого, и считай, что я просто прозрел. – Я говорил медленно и пафосно, думая про себя, что этот идиот сейчас все испортит.
– Ваше высочество, что происходит? – Ботта задал вопрос, и я был вынужден обернуться в его сторону. И вот что отвечать? У меня, почему-то не был заготовлен ответ на этот случай, почему-то я считал Бастиана более выдержанным.
– Да ничего особенного, господин посол, просто егерь Бастиан внезапно разочаровался во мне, как я разочаровался в свое время ф короле Фридрихе, только и всего.
– А вы разочаровались во Фридрихе? – Ботта искренне удивился. Видимо, герцог был очень плотно подсажен на обожание своего кумира, и это обожание постоянно подогревалось уже здесь в России. Интересно, какую роль в культивировании такой болезненной и нелепой любви герцога к королю, который его ни в хер не ставил, играл сам Ботта? Хотя, нет, не интересно, потому что это уже не актуально.
– А какое это имеет значение, господин посол? – я слегка наклонил голову. Жест был не мой, он принадлежал герцогу. Судя по тому, что почти на всех портретах его знаменитый дед слегка наклонял голову набок, это было их семейной фишкой, с которой я бороться не собирался, все-таки мой титул Внука Петра Великого должен быть хоть чем-то обеспечен.
– Я вас не понимаю, ваше высочество, – Ботта попятился. Он был умной и расчетливой тварью и просто пятой точкой чувствовал, что происходит что-то не то, что-то, что может поставить его жизнь и свободу под сомнения.
– Да все вы прекрасно понимаете, господин посол. – Дверь, которую я просто гипнотизировал последний час, распахнулась, застав меня вздохнуть с облегчением. – Кстати, если все-таки действительно не понимаете, то Василий Иванович вам все сейчас очень подробно объяснит. Вот только, отправляя письмо Фридриху, в котором говорите о том, что сделаете все возможное, чтобы вернуть на трон Анну и Ивана, вам было плевать на то, что вы под удар и меня подставляете и что я могу в итоге лишиться того хрупкого доверия, которое сложилось у меня с ее величеством. – Я отвернулся от него и обратился к Суворову, вошедшему в зал во главе с пятеркой гвардейцев. – Ну что, Василий Иванович, нашли доказательства?
– Нашел, – Суворов продемонстрировал мне шкатулку. – Это насколько же надо быть самоуверенным, господин Ботта, чтобы не уничтожить компрометирующие вас письма, а хранить их в этой шкатулке?
– Значит, мне не показалось, и по залу действительно слонялся тот самый вор, которого мне показывал Чернышевский, – пробормотал австриец.
– Вы ведь очень умны, господин Ботта, – теперь я смотрел на него брезгливо. – И вы совершили лишь одну ошибку – вы хотели спрятаться от возможных длинных ушей и отправились в притон, чтобы поговорить с графом Чернышевским, вашим гонцом к Фридриху, который очень сильно заинтересован в том, чтобы вернуть на престол малолетнего Ивана. Я ведь всегда был всего лишь запасным вариантом, не так ли? Или же, если ваша авантюра увенчалась успехом, меня ждала бы Швеция, полностью лояльная вашему патрону?
– В этом притоне кто-то был? Кто-то узнал нас? – Ботта все еще продолжал стоять, кривя рожу, не понимая, что на этот раз вляпался по самые гланды, и что ему очень сильно повезет, если Елизавета в честь коронации, когда она обязана быть доброй, просто выпрет его из страны с полным запретом на возвращение.