Как бы велики, впрочем, ни были в наших глазах недостатки нового избирательного закона, мы стоим за возможно скорое его осуществление, по тем же самым причинам, которые заставляли нас возражать даже против бойкотирования Государственной Думы 6-го августа. Манифест 17-го октября предоставил дальнейшее развитие общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку. Отсюда ясно, что указ 11-го декабря имеет только временное значение: создание постоянного избирательного закона будет зависеть от Государственной Думы, составляя одну из тех ее «учредительных функций», которые, по какому-то странному недоразумению, оспаривают у нее противники общеземского съезда. Право Государственной Думы «возбуждать вопрос о дальнейшем расширении избирательного права» признает, как мы видели, и Совет министров. Трудно предположить, что она не воспользуется этим правом или воспользуется им в недостаточной мере. За всеобщую подачу голосов высказываются даже самые консервативные земские собрания и городские думы – а между тем избирательная система, установляемая указом 11-го декабря, несравненно шире той, на которой зиждется наше земское и городское самоуправление. Есть полное основание предполагать, что на сторону всеобщего избирательного права станет громадное большинство элементов, вновь призванных к избирательной урне, и, вместе с крестьянской массой, проведет в Думу решительных сторонников демократического строя. Составленной таким образом Думе ничто не помешает настаивать на введении в действие нового избирательного закона, как только будут исполнены первые, важнейшие задачи народного представительства. Великая цель будет достигнута этим путем без новых потрясений, без новых жертв, непосильных для исстрадавшегося народа и слишком легко могущих привести к прямо противоположным результатам.
Запоздали, наравне с положением о выборах в Государственную Думу, и временные правила о печати, обнародованные в указе 24-го ноября. Какую радость возбудили бы еще недавно такие меры, как освобождение периодической прессы от цензуры, светской и духовной, уничтожение административной власти над печатью, явочный порядок основания периодических изданий, отмена закона, в силу которого печать могла быть осуждаема на молчание по важнейшим очередным вопросам – это не требует объяснений. Теперь они прошли едва замеченными, потому что все содержание их было уже фактически введено в жизнь самою печатью. Внимание общества сосредоточилось исключительно на слабой стороне правил – на изменениях и дополнениях, внесенных ими в уголовные законы о печати. Нарушая систему нового уголовного уложения, в силу которого печатное слово рассматривается лишь как одна из возможных форм преступного деяния и преступления печати не отделяются от других аналогичных правонарушений, – правила 24 ноября предусматривают целый ряд специфических поступков печати, и притом таких, совершению которых особенно способствуют условия переживаемого нами времени (возбуждение к стачкам, к прекращению занятий, к устройству запрещенных законом скопищ, распространение ложных сведений или слухов). Еще важнее то, что суду предоставлено не только право приостановить или запретить осужденное повременное издание, но и право приостановить, в случае наложения ареста на тот или другой отдельный номер периодического издания, выход в свет дальнейших его номеров до воспоследствования судебного приговора. Мера несомненно карательного свойства налагается, таким образом, в то время, когда еще не разрешен вопрос о преступности или непреступности инкриминированной статьи; заранее предполагается не только виновность обвиняемого, но и преступность того, что могло бы впоследствии появиться в его издании. Это противоречит самым элементарным началам права. Правда, при явочном порядке приостановка издания не так опасна, как при концессионном: приостановленное издание может быть заменено другим, под той же редакцией и при том же составе сотрудников, продолжающим то же самое дело. Нельзя не заметить, однако, что если на наших глазах приостановленные издания почти немедленно возникали вновь под другим именем, то это объясняется игнорированием требования, устанавливающего двухнедельный промежуток между заявлением о новом издании и выходом его в свет. Этого не предвидели составители временных правил; в их глазах приостановка издания до судебного приговора представлялась мерой гораздо более серьезной, чем она оказалась на самом деле… Без действия остается во многих случаях и та статья временных правил, по которой каждый номер периодического издания одновременно с выпуском его из типографии представляется издателем местному установлению или должностному лицу в определенном числе экземпляров. В более спокойное время исполнение этой статьи едва ли встретило бы какие-либо затруднения. Преступления, совершаемые путем печати, везде подлежат судебному преследованию; отсюда вытекает само собою установляемое и иностранными законодательствами немедленное сообщение каждого произведения печати месту или лицу, от которого зависит возбуждение преследования. Весьма целесообразно также доставление всех вновь выходящих произведений печати в главные книгохранилища государства – но, конечно, в меньшем числе, чем требуемое действующим законом.