И где это я?
Спокойно! Что, отец меня бросил тут? Или – с ним что-то случилось? Нужно бежать за помощью…
Так не бывает…
Может – сегодня, уже совсем не сегодня, а тут – это совсем не тут, а где-нибудь там…
И вообще…
Нет. Или – я всё ещё брежу, под действием «этого» дерева, или – что-то тут не так. Совсем уж – не так…
Тоже мне, «другая реальность». Бразилия…
КАРАРАУКУ.
*Бразильцы, индейцы, туземцы, тупи…
*Звучат мотивы ландума, фанданго. Чередуются изображения страстных индейских танцев…
Хозяином главного дома был тапуйо Кабардосу, а его жена – худощавая и крепкая старая индианка, составляла ему прекрасную пару. Они очень удачно командовали всем тем разношёрстным людом, который собрался в это время в Карарауку.
Карарауку – славилось своими гигантскими пластами глиняных полей. В некоторых местах глина выходила на поверхность, делая воды протекающих рек совсем кровавыми, а иногда на глину наносились слои песка, растительности, и в конце концов – буйно зацветал Лес.
Я насчитал 10-15 семей индейцев, 3 семьи мамелуку, и несколько семей первобытных индейцев с соседних рек, среди которых выделялось семейство шуман. Татуировка вокруг рта, с иссиня черноватым тоном, окаймляла губы и с обеих сторон тянулась по щеке к уху. Довольно впечатляющее зрелище.
У них была дочь, молодая девушка лет 17, настоящая красавица. Цвет ее кожи приближался к смугловатому оттенку женщин-мамелуку, фигура была почти идеальна, а синий рот не обезображивал, но придавал какую-то прелестную законченность ее облику. Шея, запястья и лодыжки были украшены нитками синих бус. Но она была крайне застенчива, никогда не решалась взглянуть в лицо постороннему и ни разу не отходила надолго от отца и матери.
Все они между собой говорили на языке тупи. По всему, видимо – все были совершенно из разных мест Бразилии.
Все какие-то разные. Высокие и маленькие. С совершенно нетипичными для индейцев физиономиями, с острыми подбородками и узким высоким носом, приплюснутые и круглолицые, с огромными ртами, с всевозможными проколами щёк, ноздрей, губ, ушей. Некоторые вставляли в эти проколы различные вещи…
Зрелище было ужасным.
Два десятка хижин, полуземлянок, полушалашей. Внутри – ужасная антисанитария. Когда женщины занимались приготовлением пищи, то внутренности приготовляемой на огне рыбы – валялись на полу, среди остальных женщин и детей. Дети были голые, на женщинах – только грубые юбки. Никакой мебели и посуды. В углах – несколько гамаков для мужчин.
Никаких обычных культурных деревьев и растений. Какой-то – лагерь для беженцев.
…
Праздник был в честь зачатия божьей матери.
Спели литанию, все собрались на ужин вокруг большой циновки, разостланной на ровной площадке вроде террасы перед главным домом.
Ужин:
На первое - большая вареная пирарука, которую специально убили острогой утром.
На второе - тушеная и жареная черепаха, несколько черепах.
На десерт – россыпи маниоковой крупы и бананов.
Покончив с едой, приступили к обильной выпивке, а вскоре вслед за тем перешли к танцам, на которые пригласили и нас с папой. Пили, как и в портовых городках - спирт, нагнанный из маниоковых лепешек.
И…
Танцы – до упаду.
Ландум, фанданго – наиболее пуританские версии известных португальских эротических танцев. Звучало несколько гитар, скрипка. Все веселились. Пантомимы – сменяли ещё более зажигательные танцы, а те танцы – сменяли ещё более двусмысленные пантомимы. Всё шло по накатанной к обыкновенной пьяной оргии с массовыми совокуплениями.
Девушки были очень застенчивыми, но только – до первых порций спасительной кашасы. Но и трезвели они тоже очень быстро. И снова – опрокидывали по стаканчику…
Причём - застенчивость здесь не всегда является атрибутом невинности. Незамужние женщины могут иметь по одному-двум детям от разных отцов. Да и замужние…
После короткого ухаживания…
Охрипший рёв ягуаров, бродящих по джунглям посреди буйного гуляния – вносил только ещё больший накал в буйство плоти и ритуального экстаза.
Тела всё более и более страстно прижимались друг к другу, движения становились абсолютно целенаправленными, стоны и тяжёлое дыхание, переплетение рук и ног, татуировок и колышущейся плоти…
Но, как-то резко все стали трезветь и разбредаться к местам своего ночлега…
…
У мура есть один любопытный обычай - они нюхают сильно раздражающий порошок, сопровождая это особыми церемониями. Порошок называется парика и приготовляется из семян вида инга. Созревшие семена сушат на солнце, толкут в деревянных ступах и хранят в бамбуковых трубках. Когда наступает пора приготовления нюхательного порошка, устраивается многодневная попойка — нечто вроде праздника полурелигиозного характера; бразильцы называют ее куа-рентеной. Начинают индейцы с того, что пьют большое количество каизумы и кашири — перебродивших напитков из разных плодов и маниока, но предпочитают они кашасу (ром), если только могут ее добыть. За короткое время они напиваются почти до бессознательного состояния полу-отравления и тогда начинают нюхать парика. С этой целью, мура разбиваются на пары, и каждый из партнеров, взяв трубку с нюхательным порошком и исполнив какую-то невнятную пантомиму, изо всех сил вдувает содержимое трубки в ноздри своего товарища. Действие порошка на обычно угрюмых и молчаливых дикарей поразительно: они становятся необычайно разговорчивыми, поют, кричат и скачут в самом диком возбуждении. Вскоре наступает реакция, и тогда, чтобы стряхнуть с себя оцепенение, им нужно пить еще и еще; так тянется много дней подряд.
…
Нога моя заживала очень хорошо, несмотря на повсеместную грязь и вездесущих насекомых. Первые дни я вообще лежал в гамаке и какие-то женщины по очереди промывали мне рану 5-6 раз в день. Чем промывали?
Потом мне замотали здоровенными листьями всю ступню, соорудив что-то вроде сапога, и я спокойно расхаживал по всей деревне.
Папа появлялся редко. Иногда пропадал вообще на 2-3 дня.
Я потерял счёт дням, когда их количество перевалило за 10. Помню – в тот вечер была страшная попойка…
«Проходящий» - постоянно рисовал мне изображения животных, рыб и насекомых, имитировал звуки, которые издают эти твари и называл по нескольку названий для каждой из них. Скорее всего – на языке тупи, на португальском, и ещё на каком-то местном наречии. Ходил за мной по пятам, и страшно радовался, когда нам встречалась «живьём» картинка из его бесконечных рассказов о бразильской флоре и фауне.
Жизнь была очень познавательной, насыщенной и многообразной. Охота, рыбалка, праздники, новые люди и животные.
Истинное удовольствие доставляло слушать истории, которые с воодушевлением рассказывал один пожилой человек. В рассказах речь всегда шла о борьбе с каким-нибудь трудно одолимым животным — ягуаром, ламантином или аллигатором. Рассказчик пускал в, ход много восклицаний и выразительных жестов, а под конец вдруг восклицал: «Pa! terra!» — когда животное оказывалось сраженным выстрелом или ударом. Многие таинственные истории толковали о бото — большом амазонском дельфине. В одной речь шла о том, что некогда бото имел обыкновение принимать образ прекрасной женщины с волосами до пят и разгуливать по ночам на улицах Эги, завлекая в воду молодых людей. Если кто-нибудь, пораженный красотой женщины, следовал за ней к берегу, она хватала жертву вокруг пояса и ныряла в волны с торжествующим криком.